С Эдиком Максим когда-то встретился в одной компании, после они долго не виделись. Года два спустя Максим встретил его у подъезда дома торговца наркотой, к которому шёл за «лекарством». Эдик, в жесточайшей ломке, «пасся» у подъезда, в надежде прилепиться к какому-нибудь доброму счастливчику. Вид у него был ужасный, опухшее разбитое лицо с фингалами под глазами, трясущиеся руки. Максим тогда был при деньгах, но ему негде было провести ночь, и он поехал к прилипшему к нему Эдику.

Добрых отношений у них не случилось. Первая стычка произошла на «санитарной почве», когда Максим посоветовал Эдику мыться хотя бы пару раз в месяц. Эдик, уже неделю сидевший на полном довольствии Максима, зло вывернулся, мол, не нравится – вали, откуда пришёл.

Таких вещей Максим не прощал, но в этот раз стерпел: январь был злой, идти ему было некуда. Следующая стычка случилась вскоре. В магазин Максим посылал Эдика. Очень быстро Максим просёк, что к чужим деньгам Эдик относится, как своим. После очередного вояжа в магазин за сигаретами и продуктами Эдик «выторговал» себе крепкую оплеуху, когда же попробовал ответить, получил ещё удар под дых и ногой под зад. Всё вышло из-за денег – Эдик «зажал» сдачу с тысячи рублей. Он нагло изворачивался, мол, деньги ушли на покупки, хамил и возмущался. За «козла» он получил «леща» и жёсткое обещание Максима, что за следующую подлянку он разобьёт ему голову табуретом.

В третий раз он его поколотил серьёзно и больно. Было за что: забрав последние две пачки сигарет, Эдик куда-то на сутки испарился. Максиму не на что было купить сигарет, он курил «бычки», посылая Эдику немыслимые проклятия.

Эдик вернулся с Ланой, у неё были деньги. Максим больше с Эдиком не церемонился. Легко подмял под себя и его и странную новую «квартирантку».

.

Доехали до места быстро. Водитель остался ждать, а Максим пошёл взять «у сестры паспорт» – привычка врать работала автоматически, даже тогда, когда этого вовсе не требовалось. Озираясь, он прошёл в проезде между гаражами, вышел к «своему» дому и остановился невдалеке. Закурив, огляделся, двор был пустынен. К тайнику он не стал подходить. Волнуясь, обогнул дом, с неожиданно в разнобой застучавшим сердцем, прошёлся по снежной целине в десяти метрах от задней стороны дома, зорко всматриваясь в бетонную отмостку вдоль фундамента дома.

Осмотр поднял ему настроение. Отмостка была засыпана чистым не тронутым снегом, хорошо было видно, что нога человека здесь не ступала. Выступ кирпича в продухе, которым он вчера закрыл отверстие, был хорошо виден, пухлая горка чистого снега на нём согревала сердце.

На мгновенье возникла мысль: может всё же забрать деньги? Но отойдя в сторону, и, нервно закурив очередную сигарету, поразмыслив, он решил, что сегодня он не заберёт деньги, а приедет за ними после того, как приоденется и придумает более надёжный способ их сбережения. Он дал себе ещё один день роздыха, не в силах сейчас решать свои проблемы. Сев в машину, бросил водителю короткое: «Поехали», и закрыл глаза.

«Всё пока идёт хорошо, – успокаивал он себя. – Всё катит как надо», но где-то далеко, в глухих закоулках мозга, уже зрело беспокойство, пока ещё не захватившее его полностью. Но оно уже в нём поселилось и никуда уходить не собиралось. Возможно, оно бы ушло, если бы он забрал деньги из тайника. Впрочем, вряд ли бы он успокоился – наркоманы народ мнительный, его мозг непременно придумал бы для себя какое-нибудь новое, тревожащее нутро беспокойство. Внутри него вызревало смутное и тягостное чувство тупиковости и безысходности пути, всего, что он делает. Уже пришёптывал ему внутренний голос: «При любых обстоятельствах деньги всё равно растают. И опять начнутся «обломы», «ломки», рысканья по холодному городу».