– А если нет? – Эл внимательно посмотрел на меня. – Если это правда?
Я отвел взгляд:
– Тогда я подвожу не только себя, но и… всех.
Эл слегка наклонил голову. Я не умел еще читать выражения лиц, но что-то в его позе вызывало у меня спокойствие.
– Это нормально – скучать по комфорту, – мягко сказал старик. – Но заметь: ты говоришь не «хочу вернуться», а «не могу». Значит, какая-то часть тебя хочет идти дальше, узнавать новое.
Я молчал, понимая, что мне сильно не хватало такого разговора. Настоящего, теплого, дружеского. Эл тоже долго молчал, а после неожиданно прервал тишину:
– Знаешь, что отличает человека от машины? – Эл говорил медленно, с акцентами. Как будто долго думал, что мне сказать, чтобы это на меня подействовало. – Машина ищет ответы. Человек задаёт вопросы.
Я лишь отчаянно усмехнулся.
– А если вопросы причиняют боль? – В сознании пронеслись веселые вечера в симуляциях. – Куда меня привели эти вопросы? – сказал я, возможно, с большей злостью, чем испытывал на самом деле.
– Значит, эти вопросы очень важные, – в его голосе не было ни капли сомнения.
Его слова повторялись у меня в голове. Я смотрел на качающиеся верхушки деревьев, пытаясь осмыслить услышанное. Может, он прав? Может, именно эта боль и помогает мне двигаться дальше?
Какое-то время мы просто молчали, и это было приятное, теплое молчание. Постепенно тревожные мысли отступали, сменяясь любопытством к человеку, который мне становится другом.
– Эл, вы же родились до внедрения НЭИ, почему вы не подключились?
– Это прозвучит странно, но я просто брезгую, мне противно. Сама идея внедрения чего-то искусственного в мое тело, – он слегка поморщился. – Мне эстетически не нравится думать, что во мне что-то инородное, чужое. Я понимаю, многие приходили в поселение из высоких убеждений, борьба за человечность, а я… просто не смог переступить через свою природу, был среди них белой вороной, – он тихо рассмеялся.
– Белой вороной?
– Ах да, прости, – Эл мягко улыбнулся. – Это старое выражение. Так называли тех, кто отличался от остальных. Только знаешь, быть другим – это не всегда плохо. Иногда это значит просто оставаться собой. Ты в каком-то смысле тоже белая ворона.
Его слова странным образом успокоили. Я огляделся вокруг, разглядывая редких прохожих на аллеях парка. Интересно, кто все эти люди, выбравшие жизнь без НЭИ?
– Тут в поселении все ученые?
– В начале почти так и было. Есть отдельные поселения из ученых, куда все уехали позже. Здесь же сборище из разных поселений – кто не хотел жить только с учеными. У нас и музыканты, и художники, и просто добрые люди – это ценней, чем может показаться. Возможно, тебе стоило изучить вопрос получше и направиться туда. Но там бы ты не встретил меня, – старик явно радовался, когда это говорил.
Он внимательно посмотрел на меня, словно взвешивая что-то в своей голове, и спросил:
– Ты действительно был счастлив там, в своем искусственном раю?
Я долго молчал, глядя на закатное небо. И наконец произнес:
– Да. Но и я не знаю. Я даже не уверен, что понимаю, что такое настоящее счастье. Я отключился, прошло время – и вот я живу эту жизнь, разговариваю, ем. Хуже ли? Да, мне много чего не хватает, это правда. Я страдаю от недостатка, но не это приносит мне больше негативных эмоций – скорее я устал от боли, тяжести, отчаяния.
– И ты всё ещё не в городе, не вернулся. Где-то в глубине ты как раз понимаешь – с тобой происходит что-то важное сейчас. Осталось понять что. И в следующий раз, будь добр – просто постучись ко мне, не нужно сидеть одному в таком настроении.
В его словах была особая мудрость – он говорил не со мной, а с тем, что таилось где-то глубоко внутри. После этих слов теплота начала разливаться по моему телу, и я осознал, что как бы тяжело ни было дальше – я не вернусь, пока не найду ответы.