У меня болела голова, я начинал злиться. Какое ему дело до других ученых? Почему он так о них рассказывает? Я совсем не понимал, о чем он и к чему ведет. Я мысленно запросил НЭИ пропустить диалог.

– Но тех кого я знал, больше не было. Научный диалог пропал. Остались лишь ответы от НЭИ. – он горько усмехнулся. – Многие из оставшихся тоже сдались. Не потому что разуверились в науке. Просто… наука – это диалог. Живой, настоящий разговор умов. А когда твои собеседники один за другим растворяются в системе… – он не закончил фразу.

«Растворяются в системе…» – я машинально повторил эти слова, и что-то изменилось. Злость ушла, стоило только вспомнить о системе и той безмятежности, что она дарила. Но внутри всё равно росло какое-то новое, странное чувство, которое я никогда не испытывал.

– Но разве счастье – это плохо? – спросил я, чувствуя, как привычная уверенность начинает таять.

– Вы ещё ребёнок, – устало произнёс он. – Я не хочу с вами больше говорить. Мы из разных миров.

– Вы явно не счастливы! – вырвалось у меня. – Я вам ничего не сделал. За что вы так со мной? Я хочу помочь людям!

– До свидания, – только и сказал он, отворачиваясь.

Я ушёл, чувствуя странную пустоту внутри. В его мотивах не было злости – что-то другое, более глубокое и сложное, чего я пока не мог понять. Его слова о жене, о настоящей любви и боли осталось во мне эмоцией, я долго потом вспоминал этот разговор и думал о том, что он мне сказал.

***

– Нью, ты обидел Марту, – сказал Эл, качая головой.

– Я просто сказал, что ее пирог не вкусный, – безразлично ответил я, но лицо Эла все еще было недовольным, и я продолжил: – В системе еда появлялась такой, какой я хотел её видеть. Почему здесь нужно есть то, что приготовили другие? И все вокруг делают вид, будто это что-то особенное, и я почему-то еще должен быть за это благодарен.

– Ты же знаешь, что в системе ты не ешь еду, а ИИ просто симулирует вкусы? А в реальной жизни, мы едим вот это. – Эл смотрел пристально на меня.

Я знал это. Так же как и неприятную правду, что когда моё физическое тело нуждалось в еде, НЭИ пил какую-то жижу. Я никогда не управлял своим телом, чтобы ощутить вкус этой жижи, да и мне было неинтересно.

– Ты сравниваешь идеальный мир и реальный – забудь о нем… – резко сказал Эл, после чего замолчал, собираясь с мыслями. – И как она отреагировала? – в голосе Эла звучало неодобрение. Он явно знал ответ, но хотел, чтобы я сам осознал последствия своих слов.

– Ушла. Не понимаю, почему – это же объективная оценка.

Эл вздохнул:

– Вот ты учился писать, старался, трудился. А кто-то подходит и говорит – это ужасно, зачем ты вообще это делаешь?

– Но я бы не обиделся на правду…

– Правда? А что ты чувствуешь, когда кто-то тебя обходит, пальцем показывает и говорит «отключенный»?

– Я не знаю, что это за чувства, но они неприятные, – с грустью сказал я.

– Но это же правда?!

Я молчал, чувствуя, как внутри поднимается что-то – от чего хотелось уйти, возразить, сказать, что это совсем другое, но слова не шли.

– Это… это не то же самое, – наконец выдавил я. – Не знаю почему, но это другое.

– Думаешь? – мягко перебил Эл. – Или ты просто не хочешь признавать, что можешь так же больно задеть других?

Эл увидел по моему лицу, что урок мной был усвоен, и мягче продолжил:

– Люди – не машины, Нью. Мы создаем вещи не идеальные, но от души и для радости. Поверь, Марта не пекла специально невкусный пирог. Тем более ее пироги довольно хороши, особенно с маком. Подожди немного, через пару месяцев, за неимением других – эти пироги будут самые вкусные в поселении.