Лысоед сжал кулаки, и они покрылись каменной коркой.

– Один такой удар – и тебе конец. Ну же, вопи!

Он подлетел ко мне и сделал пару мощных замахов, от которых чудом удалось увернуться. Подобрав момент, резким движением я снова порезала ему лицо. Лезвие скользнуло по плоти изящно и точно. Эфилеан остановился и коснулся щеки: в этот раз кинжал оставил не просто царапину, а глубокий кровоточащий порез.

– Ножечком махать вздумала, сопля… Без огня ты ничто! Вопи, я сказал, вопи!

Резко сорвавшись, он снова сделала замах, от которого мне удалось увернуться, но затем последовал тяжелый удар ногой, который тут же опрокинул меня на землю. Навалившись сверху, Лысоед, одной рукой сжимая мою шею, другой наносил удары в лицо. Один за другим.

– ВОПИ! ВОПИ, ЕСЛИ ЖИЗНЬ ДОРОГА!

У меня потемнело в глазах, а тяжелое тело, сидящее сверху, почти полностью выдавило из легких кислород.

Но на самом деле удары были не такими уж и сильными. Я знала, как по-настоящему бьет стихия земли: Лысоед явно сдерживался, наслаждаясь процессом.

– Женские тела такие хрупкие, я уже хорошо тебя разукрасил. Ты должна кричать, неужто не больно?

Больно? Да, мать твою, больно. И страшно… От того, что если не найду Кампус, то всю свою жизнь проведу вот так, на улице, пока на мне сидит какой-то эфилеанский мужик и бьет по лицу. Что буду много лет работать наемницей, а когда здоровье сойдет на нет – стану точно так же лежать на спине, но уже на кровати в борделе. Бритая под ноль, чтобы никто не узнал. Работать за гроши, пока на мне будет сидеть или лежать какой-то мужлан и точно так же, потешаясь во время плотских утех, будет требовать вопить, кричать или стонать.

Темнота подступала ближе и ближе. Мне казалось, что, лежа на грязном асфальте, я умирала.

– Вырубилась, что ли? – раздосадованно вскрикнул Лысоед. – Я не услышал криков!

Он отвесил мне пару смачных пощечин, но я не желала видеть, даже расплывчато, его уродливую рожу, поэтому смотрела куда-то в пустоту, а внутри отдавался мой собственный голос:

«Во-о-о-от же сраная жизнь выдалась. А ведь я не так много просила: стать принятой Кампусом, познать тепло близких, и все. А потом и брата увидеть. Ну не много же? Чертова гнильная земля… Отпустила бы уже в небытие, да побыстрее».

– Эй! Открой глаза! – Огромная ручища вновь отвесила мне пощечину. – Если сдохнешь, мне от Тога влетит!

Лицо горело, а местами будто онемело. Ноги затекли от тяжести его тела, глаза не открывались, возможно, уже заплыли от ударов.

– Мать твою, сдохла, что ли? – горячая рука коснулась моей шеи у белой ленты в поисках пульса. – А, нет! Еще жива! Тог будет доволен. Однако я – нет. Избил слабую тушу, так изящно старался, а она даже не пискнула! Знаешь, как противно? Будто переспал со шлюхой и не смог кончить. – Он наконец поднялся, позволяя вдохнуть.

Приоткрыв один глаз, который не так сильно заплыл, взгляд все же наткнулся на его физиономию, отчего стало еще противнее.

– На сегодня хватит, – выпрямившись, Лысоед закурил сигарету. – Я работал с Тогом еще до того, как он стал местной шишкой. Его методы всегда одинаковы. Не совершай провинность дважды. Это просто мой совет, – сухо бросил он, выдохнув дым, и сплюнул возле моей головы. – К твоему сведению: я буду и дальше душить слабаков. Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все! Эфилеаны должны жить в открытом мире, как нам положено по природным законам, и бороться с Бездной страха. Запомни это.

Бросив недокуренную сигарету, он засунул руки в карманы и ушел, растворившись вдалеке.