Этот рисунок был далек от профессиональных художественных творений, но в него было вложено столько любви и детской радости, что он имел слишком дорогую цену.

«Я всю свою жизнь мечтала, чтобы у меня была именно такая семья, ― посмотрев на спящих сыновей, глубоко вздохнула Аня. ― А не как у родителей, которые вечно ругались, расходились, затем сходились и снова расходились, и так до бесконечности, пока в итоге не развелись».

Она пока что представить не могла, что будет, если выяснится, что Мирон получил ее и мальчиков таким подлым образом.

Внутри все переворачивалось от этой мысли.

Ведь, получается, что он тогда совершенно ни о ком не думал кроме себя. Ему было плевать на их с Дамиром чувства. У него было только одно желание: получить Аню любым способом.

«Я не хочу ничего менять. Не хочу… ― закрыв глаза, подумала Аня, и изнутри вся скукожилась. ― Господи, ну если даже это так, то лучше бы я никогда об этом не узнала».

Аня вспомнила слова Дамира.

«Ты знаешь, что чувствует человек, который впервые видит своего сына? Нет, не когда он только родился, а когда он уже разговаривает, смеется, шутит, бегает, играет в игрушки, но при этом смотрит на тебя как на чужака и считает своим отцом другого. Он отнял у меня возможность наблюдать за тем, как растут мои сыновья. Он заменил им меня! Ты даже не представляешь, что я чувствую, когда думаю об этом».

Его состояние и его чувства она тоже прекрасно понимала, но о любви к нему не могло быть и речи.

В груди, где несколько лет назад полыхал огонь страсти, давно остался один лишь пепел. Мирон затушил этот огонь своей любовью и сделал так, чтобы Аня раз и навсегда вырвала Дамира из своего сердца.

«Где ты? Он рядом? ― вспомнила, как вчера кричал в трубку Мирон. ― Что он тебе сделал? Арс и Тима в порядке? Они с тобой?»

Аня рассказала Мирону про встречу с Дамиром, после чего он пришел в ярость. Велел не выходить из дома и пообещал вылететь ближайшим рейсом, но из-за сильных ливней в Кейптауне все вылеты были отменены.

– Охранник в порядке? ― спросила Аня.

– Его привезли в больницу без сознания, как оклемался, сразу позвонил мне.

– Дамир нас не тронет, за это можешь не переживать, ― сказала Аня. ― Ему нужен ты.

– С ним я обязательно разберусь, ― не своим голосом произнес Мирон. ― Сейчас мне важно, чтобы вы были в полном порядке.

Помассировав пальцами виски, Аня набрала полую грудь воздуха, прерывисто выдохнула, и с серьезным видом уставилась в одну точку.

«Мирон во всем винит Дамира, Дамир ― Мирона… И при этом они оба очень и очень убедительны… Интересно посмотреть на то, как они будут между собой общаться. Я должна организовать им встречу и сделать так, чтобы она прошла в безопасном месте, где будет охрана и много людей. Но для начала я еще кое-что сделаю. Постараюсь прямо сегодня или завтра. Правда не знаю, поможет это или нет…»

Когда самолет начал снижение, Аня откинулась на спинку кресла и, глядя в иллюминатор, смотрела на видневшуюся землю. Она была похожа на лоскутное одеяло из разноцветных кусочков, между которыми змейкой тянулись реки, а облака над самолетом стали казаться одним огромным и пушистым потолком.

Москва встретила их моросящим дождем и сильными ветром, а затем они больше двух часов добирались до дома матери на такси.

– Хочу к бабушке! ― надув щеки, пробурчал Арс и, обняв плюшевого зайца, отвернулся к окну, по котором стекали капли дождя.

– Мы скоро к ней приедем, ― погладила его по спине Аня.

– Я к бабушке Нине хочу!

– И я! ― подхватил Тимофей.

Аня знала, что для сыновей ее мать была чужой, ведь они видели ее всего пару раз в жизни. Мать не испытывала сильного желания приехать в гости к Ане и пообщаться с внуками, и редко звонила им.