— Егор? — надтреснутым голосом шепчу я. — О чем она вообще?

— Скажи уже! — наседает на него блондинка.

Муж от такого обоюдного напора делает шаг назад. С натянутой, но все же улыбкой смотрит на блондинку. Когда разворачивается ко мне, его улыбка гаснет, и взгляд наливается такой неприкрытой злобой, что по моему позвоночнику бежит холодок, и я подаюсь назад.

За то время, что я его знаю, он смотрел на меня по-разному, но с такой неприкрытой агрессией — никогда.

— Я хотел сообщить это в другой обстановке, — цедит сквозь зубы Егор. — Так что ты сама виновата.

Я виновата? В чем? Что не вовремя вернулась в свой дом?

Только набираю полную грудь воздуха, чтобы ответить, как муж добивает меня ледяным тоном:

— Это Алла, и она будет жить тут.

Я круглыми глазами смотрю на мужа и отказываюсь верить в то, что он говорит серьезно. Еще сегодня утром все было как обычно, поэтому эта новость огорошивает, выбивает почву из-под ног.

Голова предательски кружится. Перед глазами все плывет, и я хватаю воздух ртом. Не хватало еще упасть в обморок перед тем, кого считала верным и любящим мужем.

— Ты в своем уме? — наконец выпаливаю на выдохе, и голос срывается. — Шведской семьи захотелось?

— Нет, мы разводимся, — коротко отрезает Егор. — Ты съедешь.

— А как же Миша? — охаю я.

— С ним и съедешь, — жестко заявляет муж.

Так заявляет, как будто мы просто гостили у него несколько лет, как будто я не его жена и у него нет сына. Как будто это не он с нежностью не раз повторял, как нас любит.

Меня резко бросает в жар, я плавлюсь, выгораю изнутри. Дикая боль и страшная, невыносимая обида накрывают меня огромной волной, и я взрываюсь:

— Да ты охренел?!

— Вообще-то, — сужает веки Егор, гремит: — Квартира моя, к тому же ты не хуже меня знаешь, что у нас в последнее время не ладилось.

Что-о? Я-то как раз считала, что у нас все пусть и не идеально, но уж точно не «не ладилось». Видимо, в это верила только я. Тем более никаких упреков от мужа в последнее время вообще не было.

Смотрю, как Аллочка с сочувствием гладит Егора по плечу, поджимает губы. Мол, бедняга, как не повезло с женой.

— Алла беременна, — добивает меня муж, — и ей нужны хорошие условия.

Меня ведет в сторону, и я цепляюсь ладонью за подлокотник дивана.

Так вот в чем дело… Я не смогла родить ему родного ребенка, и он нашел ту, которая это сделает. За моей спиной. Вот подонок!

— А собственной жене и сыну условия, значит, не нужны? — еще больше закипаю я.

— Можно подумать, вам некуда пойти, — снова злится Егор. — У тебя есть мать и сестра, вот и живите у них.

Так-то оно так, есть. Но жить у них я не смогу, тем более с ребенком, и мужу об этом прекрасно известно.

Я снова открываю рот и тут же закрываю. С кем я собралась говорить, кому объяснять? Егор распустил хвост, как павлин, перед новой избранницей. Я и Миша для него теперь обуза, старый чемодан без ручки, который он не моргнув глазом готов выкинуть на свалку.

— Да пошел ты со своей курицей Аллой! — выпаливаю я и, задевая ее плечом, бросаюсь вон из зала.

Тяжело дыша, обуваюсь, ищу взглядом сумку и вдруг слышу приглушенный голос любовницы мужа. Она канючит мерзким недовольным голосом:

— Она меня курицей обозвала! И плечом задела пребольно. Котик, ты что, ей ничего не скажешь?! Я ведь ничего плохого ей не сделала!

У меня аж веко начинает дергаться. Вот стерва!

Жду пару секунд, вдруг «Котик» выйдет. Страшно хочется врезать ему по морде, а еще лучше — кастрировать без анестезии. Но он не решается, что-то тихо говорит Алле — видимо, успокаивает.

Чему я удивляюсь? Он не смог даже поговорить со мной один на один, расстаться по-человечески, дать время съехать и развестись, а потом уж перевозить ее сюда.