— Эта комната моей бабушки, — произносит Флойд, заодно угадывает мой немой вопрос.

— Она ещё жива?

— Нет.

— Очевидно, твоя бабушка была интересной и многогранной личностью.

— Да, это правда.

— Можно? — прошу разрешения сыграть и пробудить от долголетнего сна звуки клавиш.

— Попробуй, но не уверен, что получится. Этот инструмент уже очень долгое время никто не использовал.

— Как долго?

— Очень долго.

Несмотря на слова Флойда, приподнимаю крышку, которая легко поддаётся. Не смахивая пыль со стула, присаживаюсь на него, готовая вновь создавать звуки мелодии, возвращая эту комнату к жизни.

Флойд не ждёт моих действий, спокойно ставит неподалеку канделябр, а сам принимается изучать содержимое старинного шкафа с витриной.

Из-под пальцев плавно появляется «Лунная соната» Бетховена, сейчас она очень подходит атмосфере, что царит не только вокруг нас, но и придает соответствующее настроение вечеру.

Прикрыв глаза, полностью утопаю в клавишах. Получать истинное наслаждение от прикосновения с музыкой — это то, чего мне не хватало последние годы. В ней я всегда ощущаю свободу. Погружаюсь в это действие с головой, растворяюсь на мелкие частицы и собираюсь вновь в единое целое. Проигрывая ее до конца, я будто возрождаюсь, обретаю новую себя, без боли, унижений и оскорблений. Ничего не чувствую совсем. Я будто легкое перышко, которое парит над всеми, устремляясь ввысь, желая удержать себя еще немного в состоянии невесомости.

— Неожиданно, — проговаривает Флойд с одобрение в голосе, когда завершаю фортепианную мелодию финальной нотой.

Придя в себя, и поборов желание растрогаться и заплакать, я открываю глаза. Кое-что немного сбивает меня с толку после музыкального забвения.

Привычный льдистый взгляд, наблюдающий за мной весь проигрыш, приобретает иное выражение: растерянное и потрясенное.

— Как в таком помещении мог оказаться этот инструмент? И вообще, все эти вещи… Каким образом они были доставлены сюда? — спрашиваю его.

— Точно не скажу, но помню, как рассказывал отец о доме своих родителей, со временем который был перестроен в другой дом. Возможно, чердак оставили в память о бабушке и не снесли, а достроили вокруг него все новое, что находится за этими старыми стенами.

В мужских руках поблескивают два бокала с бутылкой, наполненной жидкостью, нетрудно догадаться какой — изысканной и аристократической.

— Значит, эта комната — фамильная ценность.

— Как и весь дом.

Следует неловкая пауза, во время которой каждый из нас погружается в свои мысли.

Чем озабочен Флойд, я понятия не имею, меня же беспокоит вопрос, что все-таки произошло с ним, и почему он лишился того, что по праву принадлежит ему?

Возможно, Крис смог бы ответить на этот вопрос. Но Флойд продолжает молчать, и ведет себя так, словно этот таинственный дворец до сих пор является его собственностью. Как эти найденные бокалы и вино, которым наполняет хрусталь на тонкой ножке.

— Мне понравилась твоя игра, — вдруг разрывает он тишину, награждая меня комплиментом.

— Владеть музыкальным инструментом — сплошное удовольствие, — лишний раз пальцами пробегаюсь по клавишам, разбавляя слова звучанием, подобному каплям дождя.

Почему я смущенно прячу взгляд? Отчего мне хочется не только слышать его подлинное восхищение, но и чувствовать восторг на себе? Глубоко и по-настоящему…

А на самом деле, я должна бояться уединения с таким холодным и немногословным незнакомцем, как Флойд Хьюз. Но я не боюсь. Что со мной не так?

— Я поражён, Мия, — не ждет от меня ответа, протягивает напиток и продолжает решительно наступать своим признанием. — Хочу тебя. Слышать на этом рояле. Вечно.