– Гриша! Это ты? – всплеснула руками Надежда. – Да что ж такое! Аза, уймись!

Но собака не унималась и продолжала захлёбываться лаем.

– Ты посмотри, Витя, как она на него взъелась! С чего бы это? – удивлённо спросила Надежда.

– Кажется, у неё есть причина, – задумчиво ответил Виктор. – И я догадываюсь, какая.

В теперешней Азе было трудно узнать ту несчастную худющую собаку, вернувшуюся в холодном ноябре. Всю зиму она прожила в доме, отъедаясь, отсыпаясь и залечивая раны, как физические, так и душевные. Она заметно округлилась, исчез впалый живот, а шерсть снова стала гладкая и блестящая. Лёгкая, чуть заметная хромота осталась, как напоминание о её скитаниях. А вот отношение к людям, кроме семьи, в которой она жила, сильно изменилось. Ко всем приходящим в дом она стала относиться недоверчиво, особой радости не проявляла, а старалась поскорее забраться в свой угол и только настороженно следила оттуда за всем происходящим.

С началом весны окрепшая собака перебралась жить в будку во дворе. На семейном совете было решено не повторять прошлой ошибки и больше никогда не усаживать Азу на цепь. Так она точно сможет постоять за себя в случае необходимости. А соседям придётся привыкать к тому, что нельзя будет заходить во двор в отсутствие хозяев. Но Аза не проявляла агрессии к тем, кого знала, только следовала за человеком в отдалении, внимательно наблюдая за его действиями. Поэтому все быстро привыкли. И тут на тебе! Сосед Гриша ещё ни разу не заходил к ним с момента Азиного возвращения. А теперь, с началом весны, снова пришёл, видимо, за каким-нибудь инструментом.

– Вы чего собаку не на цепи держите? – закричал Гриша, пытаясь удержаться на поленнице.

– А это чтоб всякие «добрые люди» к нам во двор не заходили, – ответил Виктор. – И ведь надо ж такое – ни на кого она не бросается, ты один у неё злость вызываешь. Ты нам ничего сказать не хочешь, Гриша?

– Ничего, – пробормотал Григорий, пряча глаза.

– Ведь это ты летом собаку нашу украл? – полувопросительно сказал Витя.

– Да ты что, Витя! Да чтоб я! Это про меня кто-то сказал? Да врут всё! – Гриша взволнованно зачастил.

– Гриша, ты нас обмануть, конечно, можешь, – сказала Надежда. – А её, вон, не обманешь! – Она кивнула на лающую Азу. – Ты ж у нас в доме всегда своим был. Как ты мог такую подлость сделать? Чем мы тебе не угодили? Или мало привечали?

– Да с вас не убыло бы, – вдруг зло сказал Григорий, как будто маску с лица сбросил. – И так у вас всего вдосталь. Подумаешь, дворнягу какую-то со двора увёл. Вам невелика потеря, а мне хоть какая-то прибыль.

– Так-так, интересно послушать, сколько сребреников тебе отвалили, – сказал Виктор, оттаскивая Азу за ошейник от поленницы.

Собака сразу замолчала, только зубы продолжала скалить. Григорий слез с поленницы и теперь стоял, набычившись, со злостью глядя на Виктора с Надеждой.

– Что смотрите? Думали, ходит тут у нас сосед Гриша, недотёпа. И жена у него не хозяйка, и дочки непутёвые, и хозяйство завалящее. Пожалеем его – пусть у нас инструментик берёт, пользуется. Пусть к нам в гости заходит – покушает. Да плевал я на вашу жалость и доброту, тьфу! – Гриша сплюнул под ноги.

– И чего ж ты заходил да пользовался нашей жалостью и добротой? – спросила Надежда. – Кусок в горле не застревал?

– Надя, подержи собаку, – сказал Виктор тихонько Надежде. – У меня что-то в кулаках зачесалось. Хочется эту мразь по забору размазать…

– Витя, не пачкай об этого подлеца руки, не стоит он того, – так же тихо ответила Надежда.

Но в это время они оба заметили Серёжу, крадущегося вдоль забора с другой стороны поленницы. Парень всё слышал, он был пунцовый от ярости и на ходу засучивал рукава. Ещё два шага, и Серёжа оказался прямо за спиной у Григория. А тот не слышал его шагов и продолжал выплёвывать свою злость: