Принц Куориана, одержав победу над оленями, поставил их на колени, «отрубил» им рога и поднял трофей в воздух, сообщая о своем триумфе. Триумфе человека над природой. Его жест вызвал во мне новую волну отвращения, но от смакования этого чувства меня отвлекло легкое касание в районе пояса. На мгновение я подумал, что какой-нибудь предприимчивый малец решил обокрасть эльфа-неумеху, срезав с пояса мешок с монетами, но, опустив глаза, я обнаружил, что мешок находился там, куда я его и повесил, и из него что-то торчало. Свернутый кусок бумаги. Он был оторван от большого листа наспех, что видно по неровному краю, а чернила растеклись, делая посланием сложным для прочтения. Учитывая, что мои уроки по людской письменности начались лишь недавно, прочесть записку было еще сложнее.

«В…е…им… в ба…е».

От напряжения я по привычке сдвинул брови. Каким образом я должен был понять это? Что это вообще могло значить? Слишком мало букв я успел выучить, чтобы хотя бы попытаться это прочесть, и даже не имел представления, как писалось мое собственное имя.

– Благодарю вас, благородный народ Греи, за участие в празднике осеннего равноденствия! – произнес король в полнейшей тишине, и я заметил, что, отвлекшись, пропустил момент самого Танца, когда всадник вовлекает в действо других артистов и желающих подданных. – И так как этот праздник восхваляет Природу и ее женское начало, я хочу, чтобы вас также поздравила и прекрасная часть моей семьи.

Эвеард сделал три шага назад, а из-за его спины возникли три статных фигуры. Его жена, королева Ровена, шла посередине; ее оливковая кожа и миндалевидные глаза выдавали южные корни, а темные волосы тугой косой лежали на левом плече. Слева от нее гордо вышагивала высокая девушка – вероятно, одного роста с королем, хоть я и не имел возможности сравнить, – и ее пшеничные волосы в свете костра полыхали, как солнце. Лисица же, стоящая по правую руку от матери, была напряжена; грудь ее часто вздымалась, словно она вбежала на помост за секунду до выхода к народу.

Записка.

«Встретимся в башне».

Я, до того держащий записку в руках, торопливо засунул ее в карман. Сердце на мгновение сжалось; она хотела меня видеть. Я приходил к ней по первому зову, но никогда не решался спросить, так ли сильно она ждет нашей встречи. Думал, что вежливость не позволяла ей нарушить данное обещание. Она могла не просто отказаться заниматься со мной – нет, она имела право приказать никогда не поднимать на нее взгляда, и я бы беспрекословно повиновался. И все же она продолжала зажигать огонь в башне Восхода, а я продолжал откликаться на зов, на время отметая тревожные мысли.

Сейчас же принцесса нарочно не смотрела в мою сторону. Корсет ее платья выглядел таким тугим, что на мгновение у меня сочувственно заныли ребра. Прямая юбка с небольшим шлейфом изящно оттеняла мягкую фигуру, а треугольный вырез на груди оголял россыпь родинок в области ключиц. Темно-зеленый цвет платья, подобный цвету хвои в разгар зимы, сливался с распущенными волосами, мелькая, лишь когда языки пламени освещали ее лицо.

– Мы желаем, чтобы ваши запасы пережили зиму. Говорят, она будет морозной, – нарушила тишину королева. Ее бархатистый голос прокатился по толпе, окутывая материнским теплом.

– Желаем, чтобы весна наступила как можно скорее, – продолжила Минерва, и ее голос оказался самым высоким и звонким среди всех. Я бы назвал его холодным, в противовес тембру королевы, хотя лицо ее и озаряла невинная улыбка, не позволяющая усомниться в искренности слов.

– А лето принесло свои плоды, – лениво закончила Ариадна. Я тихо усмехнулся, не в силах наблюдать ее скучающее выражение лица; оно должно бы было оскорбить меня, но упорное безразличие младшей принцессы лишь позабавило.