– Ты точно решила переезжать к нам, мама? – спрашивала бабушка Маша. – Не будешь потом жалеть?
– Видно, пора, – отвечала прабабушка Поля.
– Как же ты будешь без своего домика и сада? – вмешалась Варина мама. – Ты же так привыкла жить здесь. Тяжело, конечно, но все-таки…
– Раз уж решила, так решила, – был ответ. – Не век же одной доживать, сил уж не хватает.
«Это хорошо, что прабабушка будет жить с нами, – обрадовалась Варя. – Только вот почему она говорит, что у нее сил не хватает? Не похоже…»
– Ну, тогда придется ваш домик продать, Полина Степановна, – вмешался дедушка.
Папа его тут же поддержал:
– Здесь некому будет вести хозяйство, все развалится.
– Конечно, – помолчав, тихо сказала прабабушка Поля. «Что она говорит?» – ужаснулась Варюша.
– Жалко, ведь мы с Ниной тут выросли, да и мама тоже, – подала голос Варина мама.
– Но ехать сюда уж очень далеко, да и деньги семье не помешают, – настаивал дед.
– Ты ведь не железная, бабуля, – добавила тетя Нина. – Нелегко тебе тут управляться одной. А если заболеешь?
– Это верно. Раньше хоть Шурка, твой ухажер, помогал, когда жил по соседству – то забор поправит, то рыбки с рыбалки принесет. А теперь уехал на Север – все из-за тебя, Ниночка, прогнала хорошего парня.
– Ну вот еще! – фыркнула тетя Нина. – Нашла о чем вспоминать – это давно было! Я ведь о том говорю, что годы твои уж немалые.
– Это правда, – согласилась прабабушка. – Да и родственники нашлись, которые хотят мой домик купить.
«Как она может так говорить? Какие еще родственники? – расстроилась Варюша. – Нам самим тут хорошо, лучше не бывает!»
– Может, подождать годик, не продавать, захочешь еще вернуться сюда, мама? – спросила бабушка Маша, и Варе показалось, что голос ее дрогнул.
– Да нет уж, дочка. Ну что же, родные мои, все обсудили, обо всем поговорили, пора спать.
В соседней комнате погасили большой свет, оставили только лампу, и стали расходиться спать. Варя слышала, как бабушка с дедом отправились в горницу, папа пошел покурить на улицу, а мама с тетей Ниной уселись на крылечке. Прабабушка Поля спала в одной комнате с Варей. Она вошла неслышно, боясь разбудить девочку, осторожно укрыла ее одеялом, шепотом прочитала молитвы и улеглась на свою пружинную, слегка скрипучую кровать. Немного поворочалась на ней и несколько раз глубоко вздохнула. Потом, видимо, заснула. Варе стало слышно, о чем говорят на крылечке.
– Конечно, ей тут уже не под силу, – сетовала мама. – И воду нужно руками носить, и печку топить, и землю копать – в ее-то годы!
– Она еще крепкая у нас. От нас с тобой к ее годам только развалины останутся. Если вообще доживем. Особенно я, – произнесла тетя Нина.
– Что ты говоришь, ты же моложе меня!
– Иногда в больнице за сутки так уработаешься, что к концу смены чувствуешь себя старухой. И начинаешь ненавидеть и саму эту работу, и людей, которых лечишь.
– Но ты же так мечтала стать врачом, Нинка! Спасать людям жизнь, работать на «скорой помощи».
– Да, конечно. Только иногда кажется, что все это бессмысленно – ты за кого-то борешься ночь напролет, а подлечишь – он опять пойдет напьется или объестся и снова на больничной койке окажется. К чему тогда все?
– Ты о чем?
– Да все к одному концу сведется.
– Так нельзя думать! Как же с такими мыслями людей лечить?
– А не все ли равно им?
– Думаю, не все равно. Душа-то у каждого есть.
– Вот уж не знаю. Сколько раз на глазах у меня люди умирали – никакой души я у них не наблюдала. Места такого нет, где бы она помещалась.
Повисло молчание. Потом мама, вздохнув, сказала:
– Тяжело тебе.
Скрипнула калитка – это возвращался папа.