– Угу-угу, – соглашается Саша.

– Так мы же еще пытаемся расшифровать этот мир, по сути, не зная и не понимая его. Мы всегда видим, осознаем, ощущаем лишь его производную. В лучшем случае – первую. Когда сознание не замутнено. То есть, я наблюдаю только при помощи органов чувств.

– Город – он высасывает, – неожиданно комментирует Саша, – а здесь хорошо!

Ветер расталкивает тучи, в просветы протискивается недовольное солнце. Миша звонит в колокол – обед. Вода в реке спала, обнажив дно. В столовке нас мало. Часть народа еще с утра отправилась в поселок, часть – на водопады. Экономистка в коротком розовом халате подсаживается к Советскому:

– Скажите, Валера, когда будет хорошая погода?

– Откуда я знаю, – Валера угрюм сегодня.

– Как! – она широко распахивает глаза, хлопает накрашенными ресницами, – вы же директор!

– Но я не Господь Бог, – довольно грубо обрывает ее Советский.

Она встряхивает обесцвеченными волосами, ложится грудью на стол и говорит с придыханием:

– Как жаль!

Валера вскакивает и уходит.

На пустом пляже стоят девочка и старушка. Девочка ждет старшую сестру из поселка, бабушка – внучку с водопадов. Шторм разбил и вышвырнул на берег плот, построенный одиноким москвичом. Притихшее море лениво лижет обломки.

К ужину народ возвращается. Старушка пытается журить внучку, у нее не получается. Бабушка хлопочет вокруг девушки, спрашивает, не обгорела ли она, не устала ли? И – как же, без обеда?

Нет только Эли, москвича и Юли. Той, которую ждет на пляже испуганная сестренка.

Густой серый сумерек сполз по склону, запутался в древесных стволах, укрыл палатки, затопил ущелье. Тихо. Мир дышит и живет помимо нас – людей. Прибежала по веткам проснувшаяся соня, нырнула в пакет, достала кусок хлеба, потащила вверх. В соседней палатке шуршат мыши. Мы подкладываем им еду, чтобы не грызли наши вещи. Глухо падают с листьев редкие тяжелые капли прошедшего дождя. Воздух пропитан морем, звуки плывут медленно и широко, вместе с сумраком, вокруг нас, сквозь нас… Помимо нас…

Где-то вскрикнул человеческий голос. Вскрикнул и сорвался, повис коротким звуком, сразу же поглощенным. И еще голоса – вверх по склону, зашевелились, нарушили.

По тропинке поднялись мальчишки:

– Так, в море далеко не заплывать! – они запыхались, но тон начальственный.

– А что случилось? – я шевелю языком, как рыба… хотя, у рыб нет никакого языка… ну, хорошо, я шевелю языком, как рыба, если бы у нее был язык.

– Девочка утонула, 19 лет, – загомонили разом.

– Стоп, погодите, какая девочка?

– Наша девочка! Сегодня… Высокая такая…

– Так, не тараторьте, по очереди, – остановила их Ольга. – Говорите по одному. Итак, что случилось?

– Это правда. Сегодня девочка утонула. Юлей звать… звали…

– Ничего не понимаю! – раздражение от нелепого слуха поднялось, вспучилось в моей голове и размазало такие стройные, такие медленные и большие мысли. – Глупость какая! – разозлилась я. – Кто вам сказал эту чушь?! Сегодня никто не тонул, и вообще!!!

Они растерялись.

– Да нет же. Мы не врем. Только сейчас Элю встретили. Она сказала.

– Что сказала? – вконец опешила я.

– Ну, что Юля заплыла далеко, а Эля ее спасала. Искусственное дыхание делала… Но не спасла. – Мальчишки замолчали.

– Бред, бред, – все твердила я. Но подошли другие ребята…

– Я все узнаю… – потом прислушалась и сказала, – дискотеки сегодня не будет, конечно.

Они согласились, разошлись молча по палаткам.

И все, словно не было ничего. Тишина и сырость, мокрые стволы сосны и кизила, ночь.

Конец ознакомительного фрагмента.