И только когда вся компания улеглась на тротуаре в крайне непристойных позах, я дал себе команду остановиться. Именно тогда, на пике победной эйфории, мной непростительно была потеряна элементарная бдительность, которая едва не стоила мне смертельной дыры в спине. А спас мою жизнь знакомый всем дворовым пацанам металлический щелчок выкидного ножа.

Мгновенно бросив тело в сторону, благополучно отделываюсь лишь неглубоким порезом плеча. В следующую секунду глаза мои встретились с хищным и по настоящему, беспощадным прищуром Крысиных глаз. Обладатель последних, невероятно быстро отойдя от удара, без сомнения был заточен сейчас чисто на убийство.

Похоже, я всё же не относился к той категории людей, которая теряется при одном виде направленного в лицо лезвия ножа. Самодельная выкидуха, словно красная тряпка для быка, реально удвоила мою ярость и скорость восприятия всего происходящего. После очередного длинного выпада противника ловко цепляю пальцами левой руки рукав Крысиной куртки, и с силой продёргивая парня себя, одновременно вбиваю открытую ладонь правой в его узкую переносицу носа.

– Вот такие дела, Крысёныш, за все в этой жизни когда-то приходится платить, – вполголоса кидаю я лежащему без признаков жизни телу и, зажав рукой кровоточащую рану на плече, спешу покинуть место драки, потому как встречать тёплый летний день за металлической тюремной решёткой, никак не входило в мои дальнейшие жизненные планы. Но и домой я уже не торопился. Меня, словно просидевшего годы в подвале человека, по-настоящему пьянил и окрылял ставший вдруг необыкновенно чистым, прозрачным и буквально перенасыщенным ароматами лета воздух. Ночь была светла и совершенно безлюдна, и это ещё больше усиливало ощущение силы и свободы. Казалось, будто само время сегодня приостановило свой вечный ход и одарило меня некой компенсацией за два, вырванных из жизни месяца. Последнее, кстати, я особенно почувствовал, когда вернулся домой и едва сумел успокоить родителей, что были очень встревожены долгой отлучкой их сына.

Чудом скрыв от родичей ножевую рану, как, впрочем, и порезанную рубашку с большим бурым пятном крови, сразу залезаю под душ, где получаю невероятное удовольствие от сей обычной водной процедуры.

Утро следующего дня началось с настойчивого жужжания дверного звонка, что сильно напоминало назойливую деревенскую муху.

На ходу потягиваясь и как всегда пренебрегая глазком, толкаю дверь от себя, и в ту же секунду в образовавшуюся щель вихрем ворвался Генка.

– Ты чего, все ещё дрыхнешь? Счастливчик! А меня с самого утра краснопёрые из-под одеяла выдернули и прямиком к следаку. Колись, говорят, в драке ночной участвовал, а может, слышал, что? Я ему в ответ: знать ничего не знаю, всю ночь дома спал, не верите, у мамки спросите, она подтвердит. А ментяра в ответ хитро так говорит: «Проверим, а пока у нас посидишь». Вот так целых четыре часа в обезьяннике я и проторчал, – довольно нервно выдал всё накипевшее в душе Геша, при этом, не переставая пялиться на моё заклеенное пластырем плечо.

– А чего там у тебя? – не удержался он, кивая головой на порез.

– Да так, ерунда, бандитская пуля, – отмахнулся я. – Расскажи лучше, чего тебе ещё интересного в ментовке напели.

– А ещё, – растягивая слова, продолжил Генка, внимательно вглядываясь в мои сбитые костяшки кулаков:

– Менты циканули, что Крысу с его корешами, кто-то ночью пресанул жёстко. Его самого на глушняк, а пацаны вроде как ничего, оклемались. Их сейчас в ментовке на причастность колют. Так что делай, Саня, выводы. Я бы на твоём месте на пару месяцев свалил куда-нибудь в дремучую деревню да затаился там до прояснения обстановки. Думаю, что за Крысёнка напрягаться сильно не будут, но лучше подстраховаться. Если по уму, а не по закону, тебе конкретно награда должна ломиться, кто знает, кого и сколько этот урод успел бы ещё продырявить пикой своей.