Пункт 57 Постановления № 10/22 указывает на то, что иски об оспаривании зарегистрированного права на недвижимость квалифицируются различным образом, в зависимости от того, утратил ли истец фактическое владение.

Прежде чем перейти к рассмотрению особенных условий предъявления и удовлетворения каждого из вышеупомянутых притязаний собственника в отдельности, необходимо установить, какое правоотношение связывает собственника и нарушителя права собственности.

На этот счет в доктрине издавна конкурируют две точки зрения:

1) в результате нарушения права собственности между собственником и нарушителем сохраняется ранее существовавшее «абсолютное правоотношение», но в результате нарушения оно находится по отношению к нарушителю «в боевом состоянии»[101];

2) в результате нарушения права собственности между собственником и нарушителем права собственности, наряду с сохранением ранее существовавшего «абсолютного правоотношения», возникает относительное (квазиобязательственное) правоотношение[102].

В пользу последней точки зрения говорит то, что в содержание абсолютного правоотношения собственника с неопределенным кругом лиц входит обязанность всех третьих лиц воздерживаться от действий, препятствующих собственнику в осуществлении принадлежащего ему права. Напротив, из факта нарушения этой пассивной обязанности зачастую возникает обязанность нарушителя не просто воздерживаться от действий, но совершить активные действия (вернуть владение собственнику, убрать сооружения, без ведома собственника размещенные на принадлежащем ему объекте недвижимости, и т. п.). При неправомерном лишении собственника владения принадлежащей ему вещью всегда возникает подобное качественное (содержательное) отличие возникшего из факта лишения владения правоотношения от абсолютного правоотношения собственника с неопределенным кругом лиц (включая нарушителя). При нарушениях права собственности, не связанных с лишением владения, в зависимости от характера нарушения обязанность нарушителя может оставаться пассивной, сводясь к обязанности прекращения действий, нарушающих право собственности, а может быть активной (например, обязанность демонтировать неправомерно возведенную на чужой земле постройку).

Одним из практических последствий этой доктринальной дискуссии является, в частности, признание возможности или невозможности применения к виндикации положений ст. 201 ГК РФ «Срок исковой давности при перемене лиц в обязательстве»: «Перемена лиц в обязательстве не влечет изменения срока исковой давности и порядка его исчисления».

Если признать «квазиобязательственный» характер правоотношения между собственником и нарушителем права собственности, то перемена лиц на той или иной стороне «виндикационного правоотношения» (т. е. переход права собственности к другому лицу или передача незаконным владельцем другому лицу владения) не повлечет за собой перерыва начавшей течение исковой давности или повторного начала течения ранее истекшей в отношении предшествующих участников данного правоотношения исковой давности по виндикации. Восприятие иной точки зрения относительно правовой природы обсуждаемого правоотношения приводит к противоположному выводу.

Позиция судебно-арбитражной практики в отношении предпочтения той или иной из вышеописанных концепций в последние десятилетия оставалась весьма противоречивой.

Показателен в этом смысле ответ Президиума Верховного Суда РФ на вопрос: «Вправе ли иностранная страховая компания (страховщик), выплатившая иностранному гражданину страховое возмещение в связи с кражей у него автомобиля, который затем был переправлен через границу и продан гражданину Российской Федерации, истребовать у него как у добросовестного приобретателя купленный им автомобиль, если по закону государства страховщика к последнему в указанном случае перешло право собственности на автомобиль?». Мнение высшей судебной инстанции таково: