– Ты многого не знаешь из того, что знаю я. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году, сто лет назад, Вайсмюллер выиграл золотую медаль во время Олимпиады в Париже, на дистанции сто метров вольным стилем. Ровно пятьдесят девять секунд. Сейчас рекорд сорок одна и восемнадцать сотых. Но в его время это был сенсационный результат. Фантастическая жизнь. А умер совсем один, в Мексике. В Акапулько. Дом сохранился, они называют его Casa de Tarzan, принадлежит какому-то отелю, его можно снять. Круглый дом, розовый, я видел фотографии. Был женат пять раз, это его и доконало. Все деньги на этих сук спустил. Но фильмы о Тарзане перестали снимать, а в другие его почти никогда не приглашали. Одно время он, чтобы заработать, нанимался в казино в Лас-Вегасе – встречал в дверях гостей. Представляешь? Великий Вайсмюллер в вестибюле казино! Я так никогда и не узнал, какое казино это было: «Фламинго» или «Дворец Цезаря». Умер в бедности, и все-таки его не забыли. Похоронен в Акапулько. На его могиле можно послушать знаменитый «зов джунглей». Смотри-ка, хороший бросок.

Брам повернулся к экрану и увидел замедленный повтор броска. Игрок взлетел к кольцу и обеими руками опустил в него мяч. Мужчины в кафе зааплодировали.

Джонни пояснил:

– Измаил Хамдар. Его родители уехали из Хеврона в двухтысячном году. Родился в Хьюстоне. Два метра пять. Я поставил на него три сотни.

Он подозвал человека, разливавшего у соседнего стола черный, как деготь, кофе, высоко поднимая серебристую джезву и элегантно наклоняя ее над чашечками, и спросил по-арабски еще два стакана чаю.

– Если Хамдар заработает тридцать очков, я получу вдвое больше.

– Тридцать – это много, – заметил Икки.

– В последних десяти играх он набирал в среднем по тридцать шесть очков, – парировал Джонни.

– Сколько тебе еще осталось?

– Двадцать два.

– Много.

– Хамдар сейчас в наилучшей форме. Ему надо только чуть-чуть разогреться.

Джонни вытянул из мятой пачки сплющенную сигарету, прикурил от древнего «ронсона» и сказал:

– Когда-нибудь я посмотрю его игру вживую.

– В Хьюстоне?

– В «Хьюстонских ракетах»[4]. В зале «Тойота».

– Тогда и я с тобой поеду, – сказал Икки.

Джонни повернулся к Браму:

– А ты?

– Что – я?

– Ты с нами поедешь?

– Конечно, поеду.

– Втроем, значит, – с удовольствием заключил Джонни.

Брам подумал, что пора заканчивать ритуальные пляски:

– А чем-нибудь другим мы не можем втроем заняться?

– Мы можем посмотреть на лос-анджелесских «Клип-перов», – кивнул Джонни, освобождая место на столе для прибывшего тем временем чая. – И конечно, на Casa de Tarzan.

Икки обхватил ладонями стакан, словно хотел согреть руки; на самом деле ему стало неловко из-за вмешательства Брама. В кафе было не меньше тридцати градусов. А вентилятор лишь равномерно разгонял дым по всему помещению.

– Брам имел в виду девочку, – проговорил Икки.

Джонни поднял глаза:

– Брам – это ты?

– Да. Брам. Авраам. Ибрагим.

Икки смотрел на него выжидательно, хотел, чтобы как можно скорее стало ясно: он – подчиненный Брама.

– Я хочу перейти к делу, – сказал Брам.

Джонни скрылся за дымовой завесой.

– Конечно, перейдем к делу, хоть сейчас.

– Мы должны сперва разобраться, что каждый из нас имеет в виду.

– Вне всякого сомнения, – равнодушно ответил Джонни.

– Я пока не видел подтверждений.

– У меня они есть.

– Можно посмотреть?

Джонни пошарил под столом и достал кожаную папку. Он открыл замочек, вытащил конверт и протянул Браму:

– Только здесь не открывайте. После посмотрите.

– Но я должен получить подтверждение сейчас.

– Не теперь. Я не хочу, чтобы другие видели.

Икки шепнул:

– Самир сказал, что ты все знаешь.