И опять голос Наты: «Не люблю Яна, надоел. Люблю Марека Домбровского. Шикарное тело, синие глаза. Лучший отец для моих детей. Пить. Родниковая вода. Горный воздух. Хочу в Альпы с Мареком».

Тело пробивало электричеством. Информация втекала через кончики пальцев химической лавиной и он понимал её смысл. Мы – это желания, вспомнил он фразу одного ученого, с которым довелось общаться по работе, а желания – это химические процессы. Черт возьми, кто такой Марек Домбровский?! Уж не тот ли это балерун, которым она восторгалась во время похода на «Эсмеральду»? Пришлось пойти, хотя на дух не выносил балет. А она все показывала на того Гренгуара-педика и заламывала руки – ах, какой танцор! ах какой талант!

Тело вдруг оттаяло, дрожь пропала, его ногти судорожно вцепились в плечо Натуси. Она сначала застонала, потом ойкнула, села на кровати, выкатив испуганные глаза.

– Что? Что такое?

– Кто такой Марек Домбровский? – без церемоний, зло спросил Куцка.

– Не понимаю, – захлопала Ната глазами.

– У него шикарное тело и синие глаза, ты собралась с ним в Альпы.

Девушка откинула со лба роскошные волосы, прогнулась назад, потянулась.

– Не понимаю, откуда ты о нем узнал, но раз так, что ж… Марек мой друг.

– Ты меня не любишь!

– Прекрати истерику, за стенкой слышно. Да, да! Я встречалась с тобой, потому что думала ты серьезный бизнесмен, а ты обычный мелкий спекулянт, только и умеешь что русских облапошивать. Ничего, скоро поймает тебя их КГБ и повесит на первом столбе. Ты мне противен и никогда не нравился!

– Ах, вот оно как.

– Все, убирайся из моей квартиры, мне некогда.

– К маме торопишься.

– К Мареку! – с вызовом крикнула Натуся.

Руки вновь сделались твердыми, но не окаменели. Обида серной кислотой жгла и внутренности, и душу. Слезы готовы были брызнуть, как из пожарного крана. Схватил с тумбочки настольную лампу и со всей силы опустил матовый стеклянный плафон на голову девушки. Плафон разлетелся на сотни осколков, один из них, самый крупный, это Ян отчетливо видел, вонзился в щеку и глаз бывшей подруге. Фонтаном брызнула кровь, а Натуся, даже не вскрикнув, повалилась на подушки. Рука упала на пол, по которой тут же побежал красный ручеек.

Неожиданно чувства и эмоции пропали, сделалось спокойно и ровно. Быстро оделся, стараясь не запачкаться в крови, взглянул на лицо Наты. Жива? Кто ж ее знает, но трогать тело нельзя. Тело? То есть, ты ее убил? Возможно и убил, что же с ней надо было целоваться, когда она тебя предала. Сволочь. Медуза гавайская.

На лифте спускаться не стал, пошел по черной лестнице, которая выводила во двор у пекарни. Возле нее разгружался автомобиль с мукой. Прошмыгнул мимо и сразу на боковую улицу, что вела к Висле.

На набережной на ходу закурил. Мыслей в голове не было никаких. У моста нос к носу столкнулся со старым приятелем Войцехом Мазуром. Он работал в баре на Рыночной площади, несколько раз заходили к нему вместе с Натусей. Войцех смотрел на нее сально и очень хотелось дать ему в морду.

– Как я рад тебя видеть! – полез обниматься Мазур. Но Янек отстранился и лишь протянул ему руку. Тот с готовностью пожал. И снова, сразу и неожиданно тело окаменело, а через подушечки пальцев потекла химическая лава. Куцка отчетливо слышал голос Мазура, хотя тот не открывал рта. «Перейти на другую сторону. Убить бы придурка. Переспать с Натусей».

– Не получится, – вырвал руку из потной ладони Янек.

– Извини, не понял. Что не получится?

– Ничего. Если и переспишь с Натусей, то только на том свете.

Войцех напрягся, пристально взглянул в глаза Яну, потом натужно рассмеялся, погрозил пальцем: