– Возможно. Наука, как космос – чем дальше в него погружаешься, тем меньше знаешь. Но это не значит, что нужно застыть на месте. Смысл любой материи – в движении.

– Браво, профессор, вам бы выступать с трибуны. То есть, гарантий никаких.

– Нет.

– Тогда я согласен.

– На что?

– Как на что?! Вместе с вами опробовать генетическую вакцину.

– Позвольте, но это же невозможно. Одно дело, я рискую собой, другое… Нет, нет, даже и речи быть не может.

– Ну тогда платите 15 тысяч и забирайте ваш дурацкий коралл. Нет? Я пошел.

Поляк встал, застегнул на пиджаке пуговицы, взял футляр подмышку, направился к двери.

Так ведь и впрямь уйдет, похолодел Арнольд Маркович. Черт с ним, если хочет, пусть тоже становится подопытным кроликом. Только прежде расписку напишет.

– Я согласен! – крикнул ученый, когда Янек уже вышел на лестничную площадку.

Тот обернулся, подмигнул, неторопливо вернулся. Заботливо наполнил рюмку Касаткина. Не забыл и себя.

Ученый пригубил виски, потом залпом выпил сразу две порции.

– Ладно я старый и больной человек, скоро 70, но вы молодой и здоровый, зачем вам эксперименты над собственным организмом?

– Хочу законсервироваться и на вечно остаться двадцатисемилетним. Замечательный возраст, разве забыли?

– Да-а, – протянул Касаткин, вспомнив те дни, когда ему было не многим более двадцати. Тогда думал, что после третьего десятка и жизнь заканчивается. Совсем недавно это было, совсем недавно… Прав Эйнштейн, время относительно. – Что ж, выбор за вами, а у меня его нет. Коль настаиваете, пожалуйста, будете получать вакцину наравне со мной. Тайно, разумеется, я не хочу в тюрьму.

– Подумаешь! – развеселился парень. – Ну посидите лет пятнадцать, делов-то для нестареющего человека. А то и помолодеете в клетке на глазах у изумленных вертухаев.

– Смешно. Показывайте коралл.

Янек вытер руки о брюки, размял пальцы, будто собирался показать фокус, осторожно расстегнул футляр. Внутри под розовой бумагой проглядывали очертания неровного, сучковатого предмета. Разворачивал медленно, испытывая нервную систему профессора. Наконец свершилось, на свет божий он вынул коралловую ветку.

Да, это была золотисто-коричневая часть Leiopathes annosa, напоминавшая сеть, вырванных их тела артерий и сосудов. Никаких сомнений.

– Отчего же коралл называется черным, если он рыжий? – спросил Куцка.

Но профессор пропустил вопрос мимо ушей. Он разглядывал заказ, словно магический предмет, любовно и лелейно, со всех сторон, сверху и снизу. Понюхал, потер пальцем и даже попробовал на зуб.

– Довольны?

– Что? Ах, да, – очнулся Касаткин. – Он самый, никаких сомнений.

– Тогда гоните деньги. Не надейтесь, что отдам даром, хоть и буду участвовать в вашей авантюре. Когда будет готова вакцина?

– Через месяц-полтора.

– Замечательно, съезжу в Польшу, напишу завещание. Так почему кораллы называются черными, хотя напоминают переваренных креветок?

– А-а, – почувствовал себя на лекции в родном институте Арнольд Маркович, – почти все коралловые полипы Antipatharia, то есть низшие животные, имеют яркую окраску, у них черный только внутренний скелет, состоящий из эластичного белка антилатина.

– Стоп! Подробностей не надо, – поднял рюмку Янек, – а то я разочаруюсь в черных кораллах, а мне с ними еще так долго жить. Вот эта пакость должна внедриться в мои клетки?

– В теломеры, – снисходительно улыбнулся профессор, – в концы хромосом, отвечающих за целостность наших ДНК.

Когда Янек Куцка наконец ушел, тщательно пересчитав доллары, Арнольд Маркович, не выпускавший ветвь черного коралла из рук, отправился в свою лабораторию…

Янек проснулся, когда солнечный луч, отраженный от купола Краковского кафедрального собора, пробившись сквозь щель в плотной гардине, попал в правый глаз. Он выжигал его словно лазером. Куцка оторвался от подушки, схватился за голову. Сердце бешено стучало, мутило. Видимо, вчера явно перебрал орехового ликера. Но куда было деваться, желание Натуси в ее день ангела – закон, она просто трясется от миндального напитка.