1. Характерные формы видимости, способы видения и восприятия.

2. Особые способы мышления и вопрошания, опирающиеся на определенные словари и процедуры производства истины (к примеру, производные от наук об обществе, человеке и поведении).

3. Специфические способы действия, вмешательства и руководства, конституированные особыми типами практической рациональности («экспертиза» и «ноу-хау»).

4. Характерные способы формирования субъектов, самостей, личностей, акторов или агентов.

Разработке этих аспектов посвящена последняя часть этой главы. Достаточно отметить, что в каждом режиме практик соприсутствуют оси видимости, знания, техник и практик, идентичностей и что каждая из них конституирует линию непрерывных трансформаций и вариаций, а также предполагает другие оси, не будучи к ним сводима. Аналитика управления стремится выявить интеллигибельность режимов практик через каждое из этих измерений, дабы уделить должное внимание независимости каждого, не впадая при этом в редукционизм или детерминизм.

Аналитика управления готова быть точкой зрения на вопросы политической и государственной власти, но это вовсе не значит, что речь идет о субъективистском проекте в духе anything goes[54]. Скорее, ее цель – сформулировать и последовательно разработать ряд специфических вопросов, вытекающих из интереса к тому, как действуют режимы практик управления. Признать, что эта аналитика имеет характер точки зрения, значит сказать, что нет никакого абсолютного стандарта истины, с помощью которого ее можно было бы оценить. Для этого мы могли бы просто сравнить ее с другими подходами в том, что касается ясности и достигаемого понимания.

В связи с такой сравнительной оценкой полезно провести различие между аналитикой управления и теориями государства (в той мере, в какой эти теории можно объединить в один класс). В политических и социальных науках обычно предполагается, что государство – это относительно цельная система институтов, которые являются источниками политической власти и посредством которых на определенной территории осуществляется государственная власть. Как писал Макс Вебер, в пределах этой территории государство присваивает монопольное право на применение насилия (Weber 1972: 78; Вебер 1990: 318). В современном либерально-демократическом национальном государстве исполнительная власть, всенародно избранная или назначенная представительным органом, принимает решения, которые реализуются профессиональной и номинально политически нейтральной администрацией. Эта исполнительная власть, однако, ограничена негласной или кодифицированной конституцией и принципом верховенства права и обязана отчитываться перед законодательным институтом, парламентом. Принимаемые им законы, в свою очередь, интерпретируются и применяются судебными органами и институтами безопасности, например полицией. Кроме того, с помощью дипломатического корпуса и постоянной армии государство преследует и защищает то, что считает своими внешними интересами.

Как показала историческая социология, процессы, в ходе которых строились национальные государства с их функциями, какими мы их знаем, были сложны[55]. Внутреннее умиротворение территории, установление монополии на применение легитимного насилия и налогообложение, введение единой валюты, общий свод законов и органов правовой защиты, стандарты грамотности и языка и даже системы стабильного и непрерывного пространства-времени – все это неотъемлемые элементы процесса формирования государства. Исторически оно конструировалось через подчинение различных зон правления более или менее центральной власти и передачу обязанности отправления этой власти долговременным или постоянным институтам и личностям. Ядро этого процесса – признание государством того, что здоровье, счастье, богатство и благополучие населения относятся к его ключевым задачам.