Я чмокнула Ли в щёку и отметила в графике свою утреннюю субботнюю смену.
– Тебе письмо, – сказал он, кивком указывая на пухлый конверт у кассы. Его руки полностью погрузились в липкое тесто, к которому он добавил ещё одну щепотку муки. Затем переключил внимание на процесс замешивания, складывая, скручивая и снова складывая ком, из которого потом должно было получиться полдюжины слоёных печений.
– Каковы шансы, что кому-то удалось запихнуть туда новую машину?
– К сожалению, они невелики.
– Ты вроде как должен меня вдохновлять, а не разбивать надежды.
Замесив тесто, Ли посыпал муку на силиконовый коврик, чтобы далее раскатывать массу скалкой.
– С каких пор ты мечтаешь о бесплатной машине? – спросил он, шутливо смахивая муку в мою сторону, которая тут же опустилась на форму.
С тех самых, когда кураторша сказала мне, что я недостаточно хороша. Но мне не хотелось, чтобы наш диалог вдруг стал серьёзным, поэтому выдала:
– А кто не мечтает о бесплатной машине? Тем более по почте!
Я поиграла бровями, и Ли залился смехом. Околородительский кризис предотвращён.
Оставив его наедине с тестом, я пошла взглянуть, что же в моём конверте без машины. Он оказался настолько лёгким, что я чуть не выронила его, когда достала из-за стойки. Адреса отправителя не было. Лишь написанные чёрным маркером слова на оборотной стороне:
«Прости, что припозднился с подарком. Надеюсь, он тебя порадует. Август».
Я дважды проверила, что письмо предназначалось мне, и вскрыла конверт. На первый взгляд могло показаться, что внутри пусто. Я перевернула конверт и потрясла его. К моему разочарованию (и некоторому недоумению), оттуда вылетел кусок бумаги. Им оказалась вырванная из книги страница, бóльшая часть слов на которой была закрашена чёрным маркером. Но остались и незакрашенные, складывающиеся в блэкаут-стихотворение[4]:
Я внимательно перечитала послание дважды, впитывая слова, словно они предназначались именно мне. На пять или десять секунд я забыла, что стихотворение не от Августа. Что Август не мой парень.
А затем пришло осознание, и меня накрыла волна ужаса.
Август всё знал.
Я не понимала как, но он знал и пытался уличить меня во лжи этим стихотворением.
Собравшись с духом, пока окончательно не погрязла в панике, я подошла к стойке, где стояла Джемма, и легонько толкнула её бедром.
– Пожалуйста, скажи, что это сделала ты.
– Сделала что? – спросила Джемма, протирая стопку меню перед наплывом посетителей к завтраку. Она недоумённо нахмурилась, и её тонкие брови напомнили мне римскую цифру пять.
– Это, – сказала я, держа лист со стихами кончиками пальцев и дёргая туда-сюда, будто управляла марионеткой.
– Напоминает записку от похитителей.
– Нет, это любовные стихи. Как мне кажется… – неуверенно промямлила я.
– У кого-то просто жуткие представления о любви, если он считает такую фигню романтичной. – Она сделала драматичную паузу, и её губы расплылись в злобной улыбке. – Я в восторге.
Именно поэтому я так надеялась, что именно Джемма стояла за всем этим.
– Это правда не ты отправила?
– Ну, с моей стороны это был бы очень милый жест, но у меня нет привычки рисовать картиночки, писать стихи и тому подобное для фальшивых годовщин. – Джемма взяла листок и подняла вверх, словно пытаясь обнаружить зашифрованное послание под светом. Когда ничего не нашлось, она начала рассматривать конверт, как будто я уже не изучила его, словно начинающий агент ФБР.
– Август, – проговорила я. Другого объяснения не было.
– Тот самый Август?
Я посмотрела на неё, надеясь увидеть хоть какой-нибудь намёк на ложь. Дрожь в голосе. Глубокий вздох. Это должна быть Джемма. Потому что иначе это означало, что Август обо всём знал, а я не понимала, что с этим делать. Руки начали дрожать.