– С чего ты это взяла? – спросила я, расслабившись. – Мне, наоборот, кажется, что лишь одно его присутствие здесь – это угроза всей моей жизни. Как только разойдутся слухи, что он здесь, все тут же зададутся вопросом «почему», ведь мы расстались на прошлой неделе. О чём он думал, когда ехал сюда?

– «О чём он думал?» – Её тон не оставлял сомнений, кого Джемма считала по-настоящему виновным. Она потёрла переносицу и преувеличенно вздохнула: – Мо, я люблю тебя, но это не его вина.

– Да знаю, знаю. Придётся добавить это к огромному списку того, за что нужно перед ним извиниться, если он ещё будет со мной разговаривать.

А если бы он принял мои извинения, то у меня бы появился шанс убедить его оставить всё в секрете.

Достав телефон из кармашка, я написала ему:

Даже не придётся тратить все заработанные за день чаевые. Я не могла представить, сколько ещё шансов у него будет на то, чтобы разболтать всем. Мне нужно было как-то с первого раза убедить его не делать этого.

Печенье – это меньшее, что я могла сделать. Особенно если хотела, чтобы Август подыграл моей лжи, пока он не исчезнет из города и из моей жизни навсегда.

Двадцать минут спустя я уже была на его пороге с пакетом печенья в руках. Его семья снимала милый бледно-голубой домик с видом на океан – один из тех, где можно увидеть коврик с какой-нибудь забавной надписью вроде: «Здесь обитают морские волки».

Растроганная, я нажала на звонок. Дверь открыл мальчик: влажные кудри облепили лицо, ноги покрыты песком, а с купального костюма медленно стекала вода. Он был мини-версией Августа, с такой же широченной улыбкой и кристально-голубыми глазами.

– Ты кто? – спросил он, подозрительно прищурив глаза. Этого ребёнка точно учили, как вести себя с незнакомцами.

– Мо. Подруга Августа.

– Так мы теперь друзья? – прозвучал голос из дальнего конца дома.

Через секунду из-за плеча брата появился Август, лукаво мне улыбаясь.

– Я принесла печенье, – сказала я, поднимая пакет в качестве предложения перемирия, – и домашнее взбитое масло из жимолости, которое будет лучшим, что ты съешь в своей жизни.

Он забрал пакет из моих рук, открыл и вдохнул так сильно, будто мог насытиться лишь от одного аромата.

– Хорошо, подруга, зайдёшь?

– Может, лучше прогуляемся? – Мне меньше всего хотелось, чтобы были свидетели нашего разговора.

– А можно с вами? – спросил его брат раньше, чем Август успел ответить.

– Нам с Имоджен нужно поговорить. Но мы посидим с тобой, пока будем есть печенье, хорошо?

Мальчик скрестил руки и поочерёдно посмотрел на нас обоих.

– Она сказала, что её зовут Мо.

– «Мо» – это сокращённо от «Имоджен», меня все так называют, – объяснила я, надеясь, что Август это запомнит и не рассекретит случайно мою ложь, назвав меня иначе при других. – Ты Оуэн, верно?

Я вспомнила, как Август рассказывал о нём, когда мы познакомились. Но каким-то образом я никогда не задействовала его в своей фальшивой романтической истории. Справедливости ради, я и не ожидала, что когда-нибудь встречусь с ним лицом к лицу.

– Ага. У меня нет сокращённого имени. У Августа тоже.

– Что ж, приятно познакомиться, Оуэн, – сказала я, следуя за ними в дом.

Одну стену занимали раздвижные окна от пола до потолка. Когда они наслаивались друг на друга, граница между комнатой и улицей исчезала. Сейчас несколько панелей были открыты, и дом наполнял лёгкий морской бриз. Вода за низкими дюнами напоминала идеальную палитру для художника: голубой, бирюзовый и настолько глубокий синий, что на линии горизонта океан был почти чёрным. В дни, как этот, руки у меня так и чесались взять камеру. Красота настолько совершенная и мимолётная исчезала, стоило только отвести взгляд.