– Джемма, займёшься моими столиками, пока меня нет? Это займёт минут пять, максимум десять.

– Я сильно удивлюсь, если уложишься в час, – сказала она, взяв в одну руку кофейник и стопку меню – в другую. Используя меню в качестве оружия, она ткнула меня в бок. – Но про десять минут запомню. А ещё ты разделишь со мной чаевые. Так что разберись с теми, кого не надо кормить, побыстрее, хорошо?

– Не волнуйся. Они сбегут раньше, чем на нас хлынет волна студентов.

Большинство туристов приезжало в город только ближе к полудню, когда начиналось заселение в съёмные дома. Нам стоило больше беспокоиться о завтрашнем дне. И о каждом в течение следующих нескольких недель, пока к нам на весенние каникулы будут съезжаться люди со всей страны. Это очень походило на летний сезон.

Если я не смогу улучшить портфолио настолько, чтобы попасть на летнюю программу Кинси, то застряну здесь, протирая столы. Возможно, до конца жизни.

Я взяла канцелярский планшет, который позаимствовала из «Поиска судьбы». Бланки регистрации уже лежали под металлическим зажимом, и я приступила к делу. Ко мне даже пришли записаться девочки на класс младше, у которых, видимо, не было занятий. Три столика спустя я наконец дошла до Рена. Он сиял бирюзовым, а не розово-золотым. Очевидно, боль от разбитого сердца стала только сильнее. Цвет был насыщенным, как у грозовой тучи. Его охватывало буйство эмоций, и я почти ждала, что сквозь эту тьму вот-вот полетят молнии, освещая всё на своём пути.

– Спасибо, что пришёл, – сказала я.

– Видимо, у меня сегодня много конкурентов. – Он улыбнулся мне, и бирюзовое сияние немного отступило.

Конкуренция была только за моё время, но точно не за сердце. Оно могло принадлежать Рену целиком и полностью, если бы он этого захотел.

– Не так уж их и много. – Я показала ему кучу бланков в качестве доказательства. – Но было бы здорово, если бы ты принял участие в моём проекте. Я хочу сделать фотографии людей с разбитым сердцем, чтобы противопоставить их портретам людей, которые влюблены. Это покажет, как любовь или разбитое сердце могут изменить человека.

– То есть ты просто хочешь нас сфотографировать? – озадаченно спросил Эванс, переключая моё внимание с Рена на ещё двух людей за столиком. Эванс выглядел как стереотипный сёрфер. Длинные светлые волосы. Распахнутая рубашка с коротким рукавом, застёгнутая лишь на половину пуговиц, чтобы, если что, доказать, что он не нарушает нормы приличия в ресторане. Песок после утреннего заплыва, прилипший к его ногам и шлёпанцам.

– Всё немного сложнее. Во время съёмки я буду задавать личные вопросы о ваших отношениях, которые выявят ваши настоящие эмоции.

Не всем захочется заново переживать боль от разрыва или делиться со мной подробностями отношений, но именно это мне было нужно, чтобы добавить в свой проект нечто уникальное. Нечто, что могло меня выделить.

– А если нам такое не нравится?

– Тогда скажите: «Нет, спасибо», и можете идти, – сказала я, улыбаясь ещё шире, чтобы показать, что не обижусь, если кто-то не захочет участвовать.

Рен потёр шею, заново всё обдумывая.

– Можем ли мы ожидать от тебя конфиденциальности насчёт того, что будем рассказывать? – спросил он.

– Конечно. В «Поиске судьбы» моя мама подписывает документы о неразглашении, если её клиенты беспокоятся о подобном. Но мне нужны только фотографии. Всё, что вы расскажете, останется строго между нами. Сами истории не будут частью проекта – только их воплощение в разбитых сердцах.

– Что ты будешь делать с фотографиями? Кто их увидит? – крикнул кто-то за соседним столиком.

Я повернулась на голос, не понимая, кто задал вопрос. Встретившись взглядом с несколькими людьми, я снова посмотрела на Рена. Мне нужно было много желающих, и если бы я смогла уговорить его, то остальные подтянулись бы сами.