– За ноги да в воду! – возмутился Эйнар.

– Пробовали. На Аранеуса охотятся и нии, и ниди, и люди, и нежить. Чисто змей. За хвост ухватишь, а он вывернется и ужалит. Все, кто замышлял против Аранеуса, погибли.

– Да, – сказала Магдалена. – И помните: Аранеус пойдет за вами.

По вечерам Вольга учил Гризельду владеть оружием. В пути всякое случиться может, напросилась идти, так изволь уметь себя оборонить. Гризельда до того думала, что с мечом управляться умеет, хирдманны в Лагейре кой-что показывали. Сейчас поняла – не то. Для могучих воинов из императорской дружины наставление принцессы в ратном деле было благодушной забавой взрослых, позволяющих дитяте поиграть с вещью, которая чересчур велика и сложна для него, а значит, и по назначению использована быть не может. Вольга учил. Выстругал из дерева меч, по весу настоящего не легче, и гонял Гризельду по двору до тех пор, пока девушка не замирала, согнувшись над в очередной раз выбитым из рук оружием, действительно не в силах его поднять. Вольга вслух не ругал и не хвалил, но Гризельда различать научилась: если улыбнется смолен чуть заметно, значит, хорошо дела у ученицы идут, если принахмурится, лучше о жалости к себе сразу забыть, во всю силу трудиться.

Правнучка императрицы настоящий меч себе требовала. Вольга только головой покачал:

– Оружие каждый сам себе выбирать должен, чтоб рукой чувствовать. Иначе кочергой и то больше навоюешь. Потерпи до Окаяна.

Эйнар иногда подходил. Стоял, почесываясь, на ученье глядел, зубы скалил. Один раз сказанул:

– Эх, Вольга! Не тому девку учишь!

Меч, вытесанный из славного рорка, чья древесина много крепче железа, только что выкручивавший кренделя перед Гризельдой, по дуге прошел над головой Эйнара. Нордр с ревом выдернул из дровокольной колоды топор, пошел работать обушком. И вскоре замер у толстенного, в три обхвата, дерева, под острием кинжала, устремленным к горлу, и мечом, нацеленным в живот.

– Ну, Вольга! – обиженно прогудел Эйнар. – Это уж ты зря, деревяхой-то своей! А ну как рука бы дрогнула?

– Не дрогнула б. Про девичью честь, чай, слышал? Помни, что Гризельда с Ринка. Чтоб никакой похабщины и в мыслях не держал.

Эйнар шутливо поклонился в сторону Гризельды.

– Эй, рыжая! Плачь! Можешь считать меня своим братом!

– Очень кстати.

Все обернулись к стоящей на крыльце Магдалене.

– Очень кстати, – повторила ведьма, чуть усмехаясь. – В том, во что веришь сам, легче убедить других. Это понадобится вам в дороге. Пойдем, Гризельда, наши занятия не менее важны.

Магдалена учила Гризельду ходить, говорить, стоять, есть, смеяться так, как это делают девушки из зажиточных семей нордров-горожан. Забывать о том, что она принцесса императорского дома. И порой учение это давалось ничуть не легче размахивания мечом.

Магдалена и Гризельда ушли в дом. Эйнар задумчиво глядел им вслед.

– А наша-то какая? – вдруг обеспокоился нордр. – Рыжуха?

– Да.

– А, хорошо. С другой-то я шаг рядом ступить побоялся бы. Хоть и хороша, ведьма!

– Ведьма, – грустно согласился Вольга.

Десять дней собирались в путь в доме Магдалены.

Иногда Гризельда просыпалась на рассвете, соскакивала с кровати, подходила к окну и смотрела в щелку между ставнями, как по тропинке к дому меж кустами шиповника идет молодой седовласый парень в сером плаще. Где ты был, Вольга? Что случилось? О чем не досказала Магдалена? Почему ты и одной ночи не хочешь провести с ведьмой под одним кровом?

– Слуша-ай, – протянул Эйнар, глядя вслед прошедшей мимо Магдалене. – А хозяйка наша, случаем, не та, которая от тебя сбежала, потом к себе звала, да ты не пошел? – нордр отложил в сторону брусок, коим доводил лезвие секиры до отменного блеска и остроты, и выжидательно уставился на смолена.