когда-то я вернусь сюда,

когда-то я вернусь,

в это место,

в один зимний день.

едем,

путешествуем,

глотаем глинтвейн,

в окно попал камень,

и не один,

я говорю, говорю, говорю,

стараясь не думать о лишнем,

ты ведь прекрасно понимаешь о чём я,

не так ли?

всё что принесет мне счастье,

твоя рука на плече и стакан на столе,

мне до сих пор трудно запечатлеть что—то,

забыть это и идти дальше,

как ни в чём не бывало,

даже прячась под одеялом,

я не знаю,

куда направить все силы, и надо ли?

мы целуемся каждые полчаса,

но после каждого раза мы кашляем,

скрывая это друг от друга,

ты знаешь о чем я говорю,

не лги мне,

не надо,

не лги,

цефалгия моей души набирает обороты,

головной болью нарезая меня на круги,

раскрытый ландыш пустыни,

чужое яркое солнце в квартирной пыли,

мы могли быть счастливы,

по итогу мы всегда остаёмся одни,

ты агрессивно ведёшь машину вперёд и вперёд,

это долгая поездка и я стараясь не думать о лишнем,

изо рта полного дешёвой лапши со старой заправки,

пытаясь запить себя

(не прокатывает)

пытаясь зажечь сигарету,

вещаю тебе о том каков этот мир,

каков есть мой мир,

всё делится на надо и космические буффонады повседневных дней,

масштабов троянского коня,

где—то в глубинах своего сознания,

на задних сидениях,

я стараюсь не думать о том насколько это иронично,

о том насколько это жалко выглядит со стороны,

стараюсь улыбаться и не думать о лишнем,

я пишу об этом песни,

об этом же я читаю книжки,

деревья сменяют друг друга,

всё нереальное,

в моменты,

когда около нас проезжают грузовики и трубы извергают свой дым,

на восходе полной луны,

в полу столько дыр,

что и не счесть,

а ты говоришь, говоришь,

бормочешь во сне,

если ты и правда спишь,

то я дотронусь тебя тихонько,

ты об этом никогда не узнаешь и лет через десять мы оба это забудем,

а я сказал столько слов,

так много и так быстро,

уверенно,

будто хотел произнести это всю свою жизнь,

но не смог сосредоточиться ни на чём,

кроме них,

6:46 и мы спим,

едем,

пьём глинтвейн,

читаем вслух чужие стихи,

мы больше не целуемся,

только если мы где—то внутри,

учитывая все обстоятельства,

мы входим через выход,

и получается снаружи это и есть наше «внутри»,

ты бормочешь во сне три одинаковых и крепких слова:

«взгляни, посмотри и найди».

Надо сказать, что спор о том, является ли кинооператор равноправным автором фильма или же простым фотографом, механически и беспрекословно снимающим на пленку указания сценариста и режиссера, кажется не просто

ХОЛОДНАЯКВАРТИРАТЫОДНА

беспредметным, но и глубоко невежественным. Ибо как-то забылось, что кинематограф как искусство начинался с оператора. На первом этапе существования кино не нуждалось в режиссере – было вполне достаточно объектива камеры, которой