– И? – Егор растерянно развёл руками.

Люсинда снова шагнула к нему, глянула – снова снизу вверх, за минуты разговора ни на сантиметр не подросла; угольки жгли, жгли сильно:

– Зачем ты идёшь в суворовское училище, для чего?

– Да меня ещё не приняли! – Егор пожал плечами. – Это же долгая история! Сам министр обороны приказ должен подписать! Может ведь и не подписать. У меня же отец не военным был!

– Да подпишет! – Люсинда хмыкнула. – За тебя столько людей впряглось!

Девчонка хотела сказать что-то ещё, но в следующий момент в дверном проёме «газели» показался Вовка. Сонный и сердитый.

– Не понял! – сказал он и тяжело спрыгнул на землю.

Люсинда резко отшатнулась от Егора, развернулась, шагнула к парню:

– Не додавил ты хорька! – И быстренько заскочила в автомобиль.

– Не понял! – повторил Вовка, глядя на Егора – глядя хоть и заспанно, но зло.

– Успокойся! – сказал ему Егор. – Я зануда! – И, обогнув Вовку, полез в «газель», выдохнув: – Я ей не нравлюсь.

Какое-то время – недолго – Вовка стоял в некотором раздумье. Потом улыбнулся – широко, довольно:

– Вот это правильно!

А потом они поехали дальше.

Тот год с нами первокурсники ездили. Первый курс закончили – историки, и с нами. Две девчонки с ними были. Одна такая – яркая, всё при ней: хи-хи, ха-ха – и глазки строит, и улыбается, и смеётся, и, погулять если: «Только недалеко и недолго, меня иначе подруга ругать будет!» А вторая, Леночка – ну простая такая! Скромная. Серенькая, что ли? Ещё в очках. На ней Витька потом женился – не прогадал. И чего-то за ней никто не ухлёстывал. Ну, если помочь, понятно – все готовы. Мужики ведь! А вот если комплимент или «А давайте у костерка посидим…» – ну никак. И она такая грустная-грустная… А мы, чёрт такой, неделю целую в поле – и ничего! Осколков сколько-то, пуль понабрали, и всё. А там бои были. По документам – точно! И вдруг под одно утро выходит наша Леночка из палатки – цветёт и пахнет. Витька её и увидел, кстати. «Лена, – говорит, – что это с вами?» А Лена ему: «А вы серьёзно интересуетесь или так?» Витька: «На полном серьёзе, конечно! Вы же красивая!» Леночка головой покачала: «Вот и лейтенант мне так сказал». Витька глаза округлил: «Какой лейтенант?» В группе у нас все любители были, ни одного вояки, в смысле, военного. А Леночка: «А знаете такой молодой, симпатичный, по два кубика на петлицах. И петлицы – голубенькие. И глаза у него тоже голубые». Витька рот раскрыл: «Какие кубики? Они же только до сорок третьего были. Их потом на погоны поменяли, на звёздочки!» Леночка и улыбнулась: «Витя, вы не переживайте. Это мне всего лишь сон приснился!» «Какой… сон?» – «Хороший сон. Мы вот здесь в поле. А там за берёзами, где лес, вон там – самолёт. И музыка играет. Вальс. И лейтенант ко мне подходит – говорит, мол, разрешите познакомиться. Меня, мол, Ваней зовут. А вас? Я назвалась. А он мне, мол, давайте потанцуем. И мы так танцевали! Так танцевали! А потом я его проводила до берёз – вон до тех. А он мне, мол, вы же красивая. Приходите ко мне ещё. Я ему: куда приходить? А он мне: а вот сюда, к берёзкам. Правда, красивый сон?» «Правда!» – Витька ответил, а сам смотрит. А справа, где поле кончается, где мы копались неделю, взгорбок. На нём берёзы старые – крепкие такие, за ними лес. В общем, Витька женился потом на Лене. А у берёз мы лейтенанта нашли. То, что от него осталось. Он, верно, мёртвым уже на парашюте спустился. Верно, фрицы его, когда он с самолёта прыгнул, в воздухе добивали. А самолёт взрывом разметало. Там. По лесу. Мы кое-что нашли. От мотора остатки, винт гнутый, детали ещё. Вот тебе и сон. «Приходите», – говорит. «А куда?» – «А к берёзкам.» Сам своё место указал.