– Это наш обед? – спросил я.

– Как я уже сказал. Она немного похожа на твою мать, но это не она.

Неожиданно открылась кухонная дверь, и, тяжело дыша, вошла рыжеволосая женщина в мокром неоново-розовом спортивном костюме и ужасно бросающаяся в глаза цветом волос.

– Тоби, вот ты где наконец, – задыхаясь, сказала она и сразу же принялась ругаться. – Ты не можешь просто так уходить, ничего не сказав, и к тому же выключать телефон! Я тебе звонила пять раз. Боже мой, ну и где ты был? – она бросилась к раковине, оттеснила отца в сторону и подставила рот под струю воды.

– Видишь – она считает тебя твоим сыном, – сказал папа и, подмигнув мне, кинул в свой стакан с водой шипучую таблетку.

Энди проигнорировала его замечание. Утолив жажду, она снова обернулась ко мне:

– Ну, говори. Где ты был?

– Гулял с Филиной, – ответил я и повернулся к папе, который как раз делал большой глоток лекарства. Я бы поставил на головную боль. По выходным она частенько у него случалась.

– О, репетиторство. Вот как. Но всё равно. Ты мог бы оставить сообщение. Записку с парой слов. Этого бы хватило. – Она тяжело дышала. – Ну, как у неё дела? Думаешь, она сдаст итоговый тест?

– Однозначно, – кивнул я.

Вот она снова, моя проблема. Дурацкий тест.

– Конечно сдаст, – и Энди одобрительно похлопала меня по плечу. – При таком-то учителе!

Чтобы не смотреть ей в глаза, я взял ложку и достал из холодильника йогурт.

– У меня болит голова. Я иду обратно в постель, – проворчал отец, залпом допил остаток лекарства из стакана и отправился наверх.

– Мне тоже не очень хорошо, – заявил я, доев йогурт, и быстро последовал за папой.

Как только за стеной раздались первые скрипящие звуки, Энди снова начала ругаться. Мы прибавили скорости, но до самого верха лестницы за нами следовали песня «What shall we do with the drunken sailor»[4], вой собаки и яростный голос Энди:

– Я думала, мы сегодня вместе приберёмся?

– Может, заказать пиццу? – спросил отец, зевая.

– Пицца? Крутая идея.

Мне просто нужна была тишина. Голову под одеяло – и расслабиться. Поэтому я нарисовал большую табличку «Пожалуйста, стучите», повесил её снаружи на дверь и забрался в кровать.

Последние дни и часы оказались такими напряжёнными, что я был совершенно без сил и мог только не двигаясь смотреть видео на планшете. Один раз постучался папа, и за дверью я обнаружил благоухающую пиццу с тунцом. Позже постучалась мама, чтобы узнать, всё ли в порядке, и мы говорили с ней через маленькую щёлку.

– Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое, – сказал я.

– Да. Понимаю, – ответила она. – Детям в подростковом возрасте нужно время для себя. Тело меняется, и всё такое. Всё перестраивается. Всё. От мозга до тестикул.

И я захлопнул дверь прямо перед её носом. Что с ней такое?!

Я ни в коем случае не собирался говорить с ней о моём мозге или тестикулах.

У меня были совсем другие заботы.

Я размышлял уже несколько часов, и мысли вращались вокруг одних и тех же вопросов.

Нужно ли сообщать в полицию о похищении? Вообще-то это противоправное деяние, да и машину они наверняка тоже где-то украли. Хотя я был очень плохим свидетелем. Ведь я никого не видел, кроме Филины. Но она, конечно, станет всё отрицать. И тогда мои слова будут против её слов.

Итак. Полиция?

Да? Нет? Наверное?

Я просто не мог решить. Надо? Или нет?

А ещё я не знал, как быть с Леоном. Пока ясно одно. Леон мне соврал. Винсент явно не занимался с ним репетиторством. Вообще-то на итоговом тесте он тоже должен с треском провалиться. Типичный таксолух до мозга костей. Я знал это, потому что однажды сидел за его партой и в ящике под ней нашёл маленький блокнот. Вы не поверите, но в нём оказалось полно стихов. Один я даже запомнил: