Но капитчане оказались куда изнеженнее, наивнее. Очевидно, и домовых не видали, и с лесавками в чащобах не встречались.

Семейство осталось ждать за калиткой родного жилища, правда, храбрый ребенок намеревался сунуться со мной, но мать обхватила его и не позволила «идти на верную гибель». Я, ухмыльнувшись, вошла в дом и задорно свистнула.

– Чего визжишь, коза драная, спать мешаешь? – прошамкало где-то в углу. – Хочешь остаться без ушей? У-у-у, я тебя за лохмы-то оттаскаю.

Кикимора противно взвыла.

– Показывайся, шалунья. Мне от твоих угроз ни горячо, ни холодно.

Кикимора неохотно явилась из-за печи.

– Ведьма, что ли?

– Светлая колдунья. Неужели думаешь, что если здешние такие простофили, то ты можешь их дурачить?

– А чегось? – Кикимора наморщила сухонькое личико с крючковатым длиннющим носом. – Кики тоже хочет жить правительницей, а не по болотам прятаться. Кики сослали в этот поганый городишко злые лешие! Кики устала от бродяжничества! Все сестрицы давно властвуют в хоромах, а Кики бродит неприкаянная по свету белому. Кики не хуже всех!

Я почесала переносицу.

– Я ведь тебя изгоню. Учти, будет больно. Лучше убирайся сама.

Честно говоря, чары по очистке помещений от сторонних существ я забыла. Но пригрозила кикиморе кулаком и захрустела костяшками пальцев, будто разминая пальцы перед чарами.

– Да куда тебе, простоволосая девка, против Кики бороться! Кики и сильнее, и хитрее!

Кикимора, завернувшись в шаль, обратилась рыжей кошкой. Глаза той загорелись алым пламенем.

Я фыркнула и подошла к кошке, ловко схватила её за загривок и на вытянутой руке вынесла наружу. Кикимора вырывалась, пыталась оцарапать когтями. Но тщетно. Я плюнула трижды через правое плечо да метнула кошку в ближайшие кусты. Кикимора обратилась в бабку и, громко ругаясь, испарилась. Семейство глядело на меня с немым восхищением.

После, опомнившись и перестав биться лбами о землю, они сулили несметные богатства, почет и уважение всех капитчан. На представление сбежались их соседи. И я ускользнула под общий гвалт, пока глава семейства рассказывал о моих подвигах и боевых ранениях. Напоследок только показала кулак белобрысому мальчонке, который пытался под шумок словить новую кошечку.

Лис встретил меня с усмешкой:

– Помогаешь страждущим?

– Завидно? – огрызнулась я, стягивая башмаки.

– Я всего лишь пытаюсь завести беседу.

Всё. За вечер варрен не произнес ни слова. Он, решив сполна оплатить доброту, до ночи починил перила, вкрутил ручку в ящик комода, подмел на чердаке и перемыл всю посуду.

Сумерки прошли, как и подобает, молниеносно. Небо только покрылось розоватой пеленой, как вскоре его скрыла густая темень. Сотни крошечных светлячков осели на листьях кустов, и я заворожено наблюдала за золотистой пляской. Кот грациозно прыгнул на колени, впервые не свалившись от неуклюжести. Я погладила черное создание за ухом. Он свернулся калачиком, покачивая длинным хвостом в такт накрапывающим каплям дождя.

Внутри поселилась непроглядная тоска и бессилие, будто я – бабочка, которая зря проводит быстротечные деньки, разменивается на бесполезные попытки достичь солнца и опаляет крылья в пламени свечей.

С Лисом мы не обменялись любезностями, добрых снов не пожелали и улеглись спать в молчании.

Я долго не могла заснуть. Ливень барабанил по стенам и отдавался стуком в висках. С одеялом было слишком жарко, но без него по коже пробегал морозец. Вдалеке зазывно орал жаждущий ласки кот. Возможно, даже мой.

И когда опутала дрема, я с благодарностью провалилась в её объятия. Перед глазами поплыли причудливые картинки. Когда-то, помнится, ведьма упомянула, что сны чародеев отличаются особой красочностью, и, если постараться, то в них можно узреть будущее. Но я раз за разом различала переплетения узоров, радуг, орнаментов. Множество лиц, голоса, кошачий вой, а на утро странное чувство, словно упустила нечто важное.