«Да, действительно, – думает он. – Не мог же я нарисовать и свое лицо. Ну, как объяснить, почему красавица в паре с уродом, молодость рядом со старостью? Пусть кто-то скептически скажет, что такой ракурс не по правилам искусства. Зато он по закону жизни. Ведь изобразить все таким, как есть, значит, осквернить любовь. Вобщем, здесь все правильно.»

Он встал, расправил плечи, вдохнул полной грудью и еще раз окинул взглядом полотно. Насколько оно отличалось от предыдущего! В нем совсем не было ни поражающего воображение величия, ни надменной красоты и неподвижности. Здесь было все просто, понятно, немножко грустно и…

– Кажется, чего-то здесь все-таки не хватает… Чего же, чего?

Он быстро зашагал по комнате, опрокидывая стулья и натыкаясь на острые углы.

– Какой-то штрих, ничтожная деталь…

Подойдя к окну, он вдруг закричал что было сил:

– Я понял, понял! Еще один лист, последний лист! Его-то и не хватает. Надо спешить, надо бежать туда…

Он, как сумасшедший, закружился по комнате, нацепляя на ходу шарф, шляпу, перчатки. Он летел по лестнице вниз, перескакивая через три ступеньки.

«Будто молодость вспомнил,» – пронеслось у него в голове, и он ускорил шаг, прижимая крепче к себе заветное полотно.

А в это время в глубине безлюдного парка под старым кленом сидела девушка в лиловом плаще и, низко склоняя голову, нежно гладила побуревший листок, лежавший у нее на ладони.

Убаюканный теплой рукой, тот незаметно уснул. Сквозь сон он увидел яркий солнечный день, счастливые молодые лица, танцующие по кругу, услышал знакомую музыку вальса. Но неожиданно вальс сменился зловещей песней осеннего вихря, исчезло солнце, пропали листья на деревьях, а место молодого кавалера в паре занял дряхлый старик. И лист проснулся.

– Ох, я, кажется, задремал. Мне даже приснилось что-то…

Он попытался вспомнить сон и тут же озарился радостной улыбкой.

– О, как же я мог забыть! Какая непростительная рассеянность! Ты ведь не все знаешь. Не плачь, еще не все потеряно. У этой истории есть продолжение.

– О чем ты говоришь? Я тебя не понимаю, – с грустью сказала девушка. Однако в самой глубине ее глаз промелькнул слабый огонек надежды.

И листок, сбиваясь и боясь что-нибудь упустить, стал торопливо рассказывать ей про другую часть картины – про две танцующие фигуры, нарисованные художником позднее.

– Неужели это были мы – он и я? Ну, говори же! – нетерпеливо подгоняла девушка.

– Конечно, это была ты. Это, непременно, ты… В белом шелковом платье с алым поясом. О, ты была превосходна! Так шел тебе этот наряд. И ты была немыслимо…

– Ну, что ты болтаешь всякую ерунду! Ты о нем говори. Как он выглядел? Старым и некрасивым? Ведь так, так?

Она судорожно трясла рукой. Бедный листок чуть не упал на землю.

– Не… не знаю… Может быть… Дело в том, что он стоял спиной и…

– Ах, все потеряно!

Девушка обреченно опустила руку, и листок оказался прямо в луже.

– Нет же, нет! – запричитал он, барахтаясь в грязи.

Девушка с жалостью и недоумением поглядела на него.

– Разумеется, он стоял спиной. Но если ты хоть немножко напряжешь свою затуманенную горем память, то вспомнишь, что у того старика волосы оставались русыми и шелковистыми, как у молодого. Старость не тронула их.

– Так ведь он мог быть на картине и прежним, молодым. Как узнать теперь? К сожалению, это осталось тайной.

Девушка тихо вздохнула, безмолвно подобрала листочек и стала вытирать его рукой. Глаза, наполненные слезами, смотрели куда-то сквозь него.

– Ты ведь еще не все вспомнила, – не унимался он. Фыркая и сбрасывая с себя грязные капли, он продолжал. – Твой художник нарисовал эту картину совсем недавно. А недавно что у нас было? Правильно, осень! И парк на картине был осенний, и рояль был усыпан опавшими листьями, и вы танцевали осенний вальс… Раз! два-три… Раз! два-три… А ты нежно-нежно глядела ему в глаза и что-то говорила…