И Борис выглядел нарядно: на нём был кинематографичный белый плащ нараспашку, обувь начищена, брюки наглажены, руки в карманах, головного убора нет, взгляд, устремлённый внутрь самого себя – настоящий рыцарь печального образа из кинофильма «Мой старший брат».

И тогда я осмелился и спросил:

– А что, Борис, ты всегда так ходишь на занятия?

– Как? – не понял Борис.

– Ну, так вот… как на праздник.

Борис захохотал.

– Праздник!.. Да, действительно… Это, конечно, как сказать.

– Ты разве не на занятия?

– Пожалуй, да. Чем, смотря, заниматься. Это я так сказал, насчёт занятий. Для твоих приятелей. Чтобы тебя от их занятий отвлечь. Ясно? Для макета, понимаешь?

– Да какие уж там занятия, – пробормотал я. – Это так всё… между прочим.

– Ну да. Это между чем, смотря, между прочим. Оно бы и хорошо, да вот беда – увлечься можно. И то неплохо, что увлечься. Плохо то, что ерундой. Я вот, можешь себе представить, девушкой увлекаюсь. И очень здорово увлекаюсь. По уши, можно сказать. Вот к ней сейчас иду.

– С инструментом?

– Да, со скрипкой. У неё родители, понимаешь, строгие. Начальство… Всё по-серьёзному, никакого баловства. Вот у нас с ней будто бы репетиция. Она на фоно, я на скрипке.

– А, для макета!

– Нет, тут всё по-серьёзному. Играем, как положено. Как говорится, от всей души. Даже ещё лучше.

– А любовь? Как же любовь-то? Или… извини, что спрашиваю. Это лишнее, понимаю. Не следует мне знать. Извини…

– Эх, Лёшка, знал бы ты, как я счастлив… Меня самого распирает. У тебя было когда-нибудь такое?

– Какое? – спросил я.

– Да это такое, когда на весь мир хочется заорать – я счастлив! Счастлив, и всё.

– А, такое… Ну, было, конечно, как же без этого… Разве что, не в такой форме.

– Не в такой?.. А в какой?

– Ты понимаешь, Боря… Ну, в другой.

– А-а… Понимаю. А вот у нас с Ларисой – в самой яркой. В самой безумной форме. Можно одуреть.

– Да ты что…

– Вот ей-Богу.

– Да это как же вы так?.. И где место нашли?.. Или когда родителей нету?

– А там же. Возле рояля. И при родителях. Ни на что не глядя! Нету, Лёша, для любви помех. И преград никаких нету.

– Ну, вы даёте… Слушай… Ну, всё-таки… Как же это у вас так?.. Вдруг родители войдут…

– Войдут, да и войдут. Пусть входят!.. Пусть входят все!

– Так вы же там… неодетые!..

– Да ты что городишь!.. Да как ты мог подумать!.. Да как тебе в голову могло такое прийти!

– Да нет, конечно же, не могло! Борис, ты неправильно меня понял. Я совершенно не это хотел сказать. Нет, ты не подумай. Мне показалось… Любовь, всё-таки… очень большое дело… Старики сказывают.

– Да, Лёша, дело очень большое. Можно сказать, громадное. На всю оставшуюся жизнь!

– Да… Вот же, значит, как вас угораздило… Ну, а целуетесь-то где, там же? У рояля?

– Вот ты какой, Лёша, непутёвый. Я говорю – любовь, а ты мне про поцелуи. Это такое особенное чувство, что мы с ней ещё ни разу, можно сказать, и не целовались. Не было, значит, такой необходимости.

– Вот это да… Лихо!.. Ничего не понимаю. Ну, она-то, Лариса, вообще, знает, что у вас есть любовь?

– А как же… Ещё как знает. Думаю, у нас с ней внутренние ощущения совпадают. Целиком и полностью.

– Да уж… Можно позавидовать… Только вот как же это она, то есть, ваша любовь, на самом деле происходит? Я про такое и в книжках даже не читал.

– Вот так вот! – просиял Борис. – Никто и представить себе не может. Истинное, святое чувство. Только тебе могу рассказать – в тебе чистота есть, соображаешь?

– Ну да…

– Так вот, бывает, сделаем мы с ней паузу в занятиях… сядем около окна, и… понимаешь, возьму я её за руку… и пальчики перебираю… И мы друг на друга смотрим при этом. И каждому из нас всё ясно.