– предчувствие снижения доходов: потеря веры в грядущую дорогую нефть;

– практический изоляционизм: усложнение доступа к зарубежным активам, прямая невозможность выезда для себя и для семьи.

Характерно, что для ответа на действительно важные вопросы никогда не нужно обладать тайной инсайдерской информацией – достаточно открытых источников. Так, развернутое изложение вышеописанного бюрократического консенсуса можно увидеть, например, в программной статье Евгения Примакова, опубликованной в январе в «Российской газете». Поскольку номенклатура и есть та субстанция, из которой изготовлена вертикаль власти (и в мирные времена не особенно прочная, а сейчас на глазах искривляющаяся, как лента Мебиуса), то существование режима и динамика его трансформации будет зависеть от субъективно понимаемого ею баланса между выгодами и невыгодами нынешнего положения вещей.

16.03.2015

Превратится ли Турция по итогам неудавшегося военного переворота из электоральной автократии (или нелиберальной демократии, в зависимости от того, какую терминологию вы предпочитаете) в полноценную диктатуру? Может ли это произойти с Россией, чей политический режим имеет много сходства с турецким, или это уже произошло? Как вообще гибридные режимы мутируют в «полные автократии», которые ничего не имитируют и ничем не притворяются? Были ли такие случаи и что влияет на этот процесс?

Предмет интереса политической науки – прежде всего трансформация, изменения, происходящие с режимами, государствами и институтами. Поэтому переходы от демократии к диктатуре и обратно, промежуточные формы государственности и их устойчивость, точки трансформаций – выборы, протесты, перевороты – изучаются современной политологией активно. Исследования конкурентного авторитаризма Вэя и Левицки, труды Барбары Геддес о распаде автократий и Беатрис Магалони о выборах при авторитаризме оперируют данными о большом массиве стран и режимов, пытаясь понять, каким принципам подчиняются происходящие там политические изменения.

Левицки и Вэй выделяют 35 стран «конкурентного авторитаризма», Барбара Геддес изучает трансформацию 280 автократий мира в промежутке с 1946 по 2010 год. Большая часть человечества сейчас живет под властью промежуточных политических форм – чистые диктатуры суть вымирающий вид, но и сияющие демократии на холме тоже встречаются не так часто. Большинство стран мира относятся к категории «ни богу свечка, ни черту кочерга» – они не устраивают массовых казней, не закрывают границы на въезд и выезд, не запрещают все партии, кроме единственно верной, но и не в состоянии провести открытые выборы, ограничить власть правящей группировки (будь то бюрократия, военные или друзья и родственники правителя), победить коррупцию или обеспечить свободу прессы. Отсюда и исследовательский интерес, и одновременно слабое место этих исследований: когда статистической единицей является целое государство, любое отклонение от правила очень дорого стоит: что вам с того, что в пяти соседних странах изучаемые тенденции ярко проявляются, если именно в вашем случае все пошло не так?

Отсюда же проблема больших стран, таких как Россия или Китай, которые в общем подсчете будут такой же единицей, как Мали или Тунис: они одновременно и подчиняются законам общего поля, и, как крупные небесные тела, искажают это поле вокруг себя, влияя на страны поменьше.

В самом общем виде научные достижения можно суммировать следующим образом: гибридные политические режимы склонны демократизироваться (давать своим гражданам большую степень свободы) под влиянием трех основных факторов: того, что Левицки и Вэй называют linkage, leverage и состояние внутренних политических институтов.