А «точки» – не работают[49]. Кристофер Ши и Юваль Роттенстрайх провели исследование, в котором предлагалось «Спасти панду». Участникам сообщили, что команда зоологов обнаружила несколько панд (от одной до четырех) в отдаленной части Азии и для того, чтобы их спасти, нужны пожертвования. Ожидающие спасения панды были изображены на стенде либо крупными точками, либо фотографиями. Пожертвования участников, которым был представлен стенд с фотографиями, оказались больше. Точки давали представление о числе панд, но они не вызывали эмоций, а потому оказались не слишком эффективными там, где надо побудить людей к действию.

Описывая отсутствие эмоциональной реакции людей на цифры, Словик отмечает, что писатели и художники уже давно признали: именно изображение позволяет почувствовать и понять смысл трагедии. Он цитирует писательницу Барбару Кингсолвер: «Сталкиваясь ежедневно с информацией о десятках различных бедствий, что человеческое сердце может сделать, кроме как захлопнуть двери? Ни одно сердце не может вместить в себя столько горя. Мы не способны носить в себе вселенскую трагедию. Наша защита от избытка информации состоит в том, чтобы сделать вид, будто нас это не касается и чьи-то жизни не так важны для нас, как наши собственные. С практической точки зрения это правильная стратегия… но утрата сострадания означает также утрату человечности. Компромисс оказывается неприемлемо большим. Искусство – это противоядие, которое может выдернуть нас из нравственного оцепенения и восстановить способность чувствовать другого человека»[50].

Искусство – или личный контакт с убитым горем отцом, дежурящим в больнице у постели сына. С молодым человеком, отчаявшимся прокормить семью и напавшим на таксиста. С женщиной, обеспокоенной тем, как ее муж отреагирует на безрадостный медицинский прогноз. И так до тех пор, пока мы открыты навстречу чувствам и людям, с которыми сталкиваемся каждый день.

Утверждение Словика о важности эмоций для перехода к действию нашло поддержку в исследованиях невролога Антонио Дамасио[51]. Дамасио изучает психологические последствия различных видов черепно-мозговых травм. Он поставил группу пациентов с черепно-мозговыми травмами перед стандартными моральными дилеммами, описываемыми в текстах по этике. То есть спрашивал их, можно ли лгать, красть, мошенничать или, при определенном стечении обстоятельств, отнять жизнь у другого человека. Дамасио обнаружил, что ответы пациентов ничем не отличались от ответов обычных людей. У этих пациентов не было проблем с рассуждениями о том, что хорошо и что плохо. То есть, они имели нормальные представления о морали.

Но что-то критически важное оказалось утраченным. Когда этим пациентам показали фотографии, вызывающие сильные эмоции у людей с неповрежденным мозгом (обнаженная натура, увечья, умирающие люди), пациенты : то, что они видят, является прекрасным или ужасным. Но никаких они .

Дамасио понял, что такие травмы головного мозга оставляют основную память, интеллект и способность к рациональному мышлению нетронутыми, но отключают эти когнитивные процессы от эмоций. Таким образом, возможность взаимодействия разума и эмоций отключается. Люди, казалось бы, с нормальными моральными и нравственными представлениями лишены того канала, который позволяет соединить их знания с эмоциями так, чтобы это привело к действиям.

Дамасио обнаружил, что эти пациенты практически не способны принимать решения и вообще осуществлять какие-либо действия. Эллиот, один из первых пациентов Дамасио, успешно прошел личностный тест и тест оценки интеллекта. Но он был не в состоянии соблюдать расписание и даже с трудом заставлял себя одеться утром. Дамасио никогда не наблюдал у него ни тени эмоций