– Какое дело этим соседям, уехала я или вернулась? Почему и ты, и они вечно следите за мной?!
– Мы беспокоимся, – миролюбиво произнёс брат. – Как у тебя? Не вышло с санаторием?
– Ты уже понял, что нет. – Ева тоже сбавила обороты. – Но всё под контролем. Я сейчас иду с собеседования.
– Да?! – радостно–недоверчиво спросил Адам.
– Балда! – не удержалась сестра. – Всё в порядке. Я в норме.
Адам повеселел.
– То есть ты вышла из дома? Не будешь запираться?
– Стою на середине довольно оживлённой улицы. А до этого ехала в переполненной маршрутке. Так что я в полном порядке.
Она сказала про маршрутку и прикусила язык. Голос Адама опять сменился с радостного на тревожный. Брат не знал наверняка, что Ева экономит на еде и такси ради новых нарядов. Но догадывался.
– Ева, я даю достаточно денег, чтобы ты не садилась в маршрутку.
Девушке стало неловко. Она понимала, что у Адама работа, жена, двое детей, свои дела… Хотя никогда не просила ни о чём, но он всё равно постоянно опекал её.
– Смотри на это, как на эксперимент, который закончился удачно, – вывернулась Ева.
– Ладно, – сказал Адам, – вечером зайду.
И отключился.
Еве не хотелось, чтобы он заходил. Но пока решила не думать о неприятном. Она имеет право на праздник жизни. Всё ещё имеет.
Завертелась круглая дверь на вход. Еву подхватило и понесло на волнах такого любимого запаха: новых вещей, разнообразного парфюма и крепкого эспрессо из притаившихся среди бутиков кофеен. Кожа под татуировкой восторженно зазудела, словно тату тоже радовалась, что наконец-то оказалась в столь прекрасном месте.
Бантик ожидало самое любимое приключение – сезонные распродажи. Время, когда бренды, даже шикарные и дорогие, становились родными и доступными. Те, что никогда не попадут в корзины с тряпьём, выставленным совсем за бесценок и захватанным разными руками.
Ева предпочитала всё непорочное, не знающее чужих прикосновений. Не тронутое ни людьми, ни временем. Это казалось естественным и правильным, и она не понимала, почему другие воспринимают её нормальное желание, как нечто странное.
Пришлось даже как-то пообщаться с психиатром. По милости Адама. Когда закрылась в квартире на несколько дней, и сутками лежала в ванной, меняя воду и душистую пену. Она израсходовала все свои благовонные запасы, потому что выливала воду и снова набирала её, каждый раз наполняя ванну новым ароматом. В ход шли и шипящие шарики, и лавандовые наполнители в виде цветов, и масло, которое взбивалось в высоченную пену.
Пена мягко укрывала Еву, спасала её от всей грязи мира. Она могла бесконечно вытягивать то одну ногу, то другую, любуясь, как из воздушной белизны с мягко лопающимися шариками показывается идеально гладкое колено. Пена собиралась сказочными островами на плечах, груди, предплечьях. Она лопалась и тихо исчезала, не теряя своего белоснежного очарования. Пена обещала уход без боли увядания. Так прошло несколько дней. Самых счастливых в жизни Евы.
Брату пришлось выломать дверь в квартиру. Он ворвался в ванную комнату и увидел сестру, погруженную в пену. Адам вытащил её, хотя Ева отчаянно сопротивлялась, выскальзывала из его рук тонкой рыбкой, просила оставить её в покое. Потом она посмотрела на кончики своих пальцев, сморщившихся от долгого пребывания в воде, дико заорала и потеряла сознание.
С тех пор Ева принимала только душ, а Адам отвёл её к специалисту. На самом деле он собирался отвезти её прямым ходом в психушку, но передумал, решил сначала попробовать мягкую терапию.
Ева злилась. Она не сделала ничего плохого, никому не мешала и была в эти дни счастлива. Неужели быть счастливой в этом жутком мире равно быть ненормальной?