Дело в том, что стихи «детей разных народов», добротно переведенных русскими поэтами, почему-то охотнее брали в «Работницу», «Огонек», «Крестьянку» и многие другие издания с картинками. Тиражи огромные, гонорары… соответственно тоже. Читатели: трудящиеся фабрик, заводов, полей, огородов, детских учреждений, ну и ИТР-овцев, с рецептиками, фельетонами, кроссвордами на последней странице.

Бывали смешные ситуации. Вот казах Абдыкалый Молдокматов читает перевод своего стихотворения, подстрочник:

«Эй, бегущая вода, бегущая вода,

Утром и вечером для людей

Сладкая вода…» – повторяет нараспев как акын (еду-вижу) с разной интонацией в который раз эти строчки.

– Ну а дальше-то что, Абдукалый? Как из этого стихотворение сделать?

– А что дальше… Ничего… Все. Нечего больше прибавить. Ясно же: Утром и вечером для людей. Сладкая вода.

Одеваться, обуваться, краситься… было трудновато. Почти всем. Война кончилась 10 лет назад, но еще трудно жили все. Но потому, что всем было одинаково трудно, это как-то не замечалось. Что сами себе кроили-шили, вязали. Убегающая стрелка на капроновом чулке – вот была проблема. Научились поднимать специальной иголкой – петлей. Были даже такие мастерские. О колготках тогда еще не было понятия, о косметике (теперешней) тоже. Подкрашивали глазки тоненьким черным карандашиком «Конструктор». Все.

Помню, Юнна создала из пушистого пледа экзотической расцветки красивую кофту и шарф, который она одним концом закидывала за плечо. Мы одобрили. Аж позавидовали. И Юнна все время чистила себя специальной щеточкой, к нему все прилипало. Чтобы быть опрятной. Любила быть опрятной во всем.

Девчонки-грузинки Манана и Аида ухитрялись из кусочка баранины, лука и макарон приготовить целую гусятницу тушеного ароматного чего-то такого мясного, что на запах сбегались все мальчики со своих этажей и принюхиваясь совали носы в щелку двери.

– Девочки, у вас не найдется корочки черствого хлебушка? я – только соус.

Ну, конечно, находилась и корочка, и не только соус.

Ну, а если кто-то получал гонорар – то должен был быть готовым, что каждый встречный попросит у него взаймы. «Зажимать» считалось позором.

На первый взгляд могла сложиться впечатление, что все лоботрясничали, трепались, что-то пили; Юра с Ваней идиотничали, вызывая хохот у всех, кто каким-то боком оказывался втянутым в их розыгрыши.

Однажды Панкратов, раздобыв где-то пистолет, водил Харабарова под дулом по центру Москвы, и чуть ли не через Красную площадь. И никто из встречных даже не поинтересовался: за что?! Провожали серьезную парочку кто сочувствием, кто суровым взглядом.

– Просто так не заберут! Значит за дело!

Панкратов был мастер на юмор. Рассорились с Ванькой. Комнаты напротив.

Мной съедено – ванькой сожрато

1 кусок сыра – полкило сыра

1 кусочек колбаски – круг краковской колбасы

2 кусочка хлебушка с буханкой подового да еще два с половиной пирожка с мясом

4 кусочка сахару и чашечку чая – и пачку сахару он слопал

* * *

У Фазу были отличные волосы. Она скручивала их на затылке в большой жгут. Однажды мы, девчонки, закрылись в аудитории, и Фазу распустила свои черные чудные косы. Ей пришлось встать на стул, потому, что волосы освободившись от шпилек, упали до пят, накрыв ее ноги, как покрывалом. Мы обалдели. Такой красоты я не видела никогда.

У Фоусат Балкаровой тоже была коса, но она в косу вплетала фальшивые волосы. Вот ведь как. И Фазу ее поддразнивала. Смешно: вроде бы совсем взрослые мудрые – и Фазу и Фоусат, они были лет на 7 старше нас, а в глубине души так и остались девчонками. А дело-то в том, что одна была из Дагестана, а другая из Кабарды. И тут соперничество! Дагестанки краше кабардинок! И волосы длинней! И глаза черней! И серьги блестят ярче!