В этом я был тоже согласен с капитаном. Прийти в себя сестренке нужно было обязательно! И желательно на нейтральной территории, а не на той, где у неё будут все время стоять перед глазами уничтоженные мною бандиты и воспоминания об унижении, причиненном ими. Хорошо бы вообще съехать отсюда куда-нибудь на время, но такой возможности у нас не было.
Я вновь попробовал подняться на ноги. Мне это удалось, пусть и с трудом, поскольку левая нога меня совсем перестала слушаться. Я покачнулся, но ко мне тут же бросился Гиви и, подставив свое плечо, помог удержаться в вертикальном положении.
– Э-э-э, ты нэ Мамонт, ты – настоящий джыгыт! – воскликнул он. – Ты нэвозможное сдэлал! Хотя дажэ на ногах совсэм нэ стоишь! Слюшай, скажи, в чем твой сэкрэт? А?
– Так я ж не на ногах, я на коленках с бандитами воевал! – Перевел я все в шутку. – А секрет – вот здесь, – я постучал себя указательным пальцем рабочей руки по лбу. – В голове! Она ведь не только шапку носить! Планировать надо такие операции, до мельчайших подробностей! Тогда все и получится в лучшем виде!
– Вах! Видать, нэдаром развэдчиком на фронтэ был! Вот гдэ так хорошо планыроват научился. Будь другом, и мэня научи! – попросил Гиви, вроде бы, как в шутку.
Но его черные глаза смотрели на меня очень серьезно.
– Да не проблема, Гиви! Конечно, научу! – пообещал я, но тут же добавил:
– Если припомню, как.
– Шутник, да? – улыбнулся грузин. – Лублу вэсёлых! Нэ будь ты калекой, упросил бы Трофима Палыча к нам в отдэл взять!
– Если выздоровею – сам попрошусь, – заверил я своего нового приятеля. – Нужное вы, товарищи, дело делаете! Как сказал бы товарищ Ленин – архиважное для всей страны!
Вот, опять! Ну, откуда я знаю, как товарищ Ленин говорил? Я-то и своего имени не вспомнил, а уже вождя мирового пролетариата цитирую! Или вождя трудовой черни и подлого люда? Как правильно-то? Что-то совсем у меня в башке полная каша – ей-ей, раздвоение личности. И без того раскалывающаяся на части голова, разболелась совсем уж немилосердно. Да так, что у меня в глазах помутнело.
– Вай! Очэн правылные слова товарищ Ленин говорил! – согласился грузин. – Э! Дарагой, ты это чэго такой блэдный совсэм стал? – Даже Гиви заметил, как мне резко поплохело.
Голова закружилась, а в теле поселилась предательская слабость. Даже рабочая нога, на которой я боле менее приспособился балансировать, опираясь на дружеское плечо грузина, подломилась в одночасье.
– Ых! – натужно выдохнул Гахария, когда я всей своей тушей повис на нем. Так-то во мне роста под два метра, и даже, несмотря на дистрофичную худобу после года в виде овоща, весил я все равно немало. – Слюшай, зачэм такой тяжелый?
– Так Мамонт же… – попытался я вновь пошутить, цепляясь за грузина. – Недаром же меня папка так назвал…
Заметив, что не слишком мощный грузин не вывозит моего веса, к нам бросился Федор, подхватив мое обмякшее тело с другой стороны.
– Так, ребятки, – подключился к суете капитан, – срочно тащите его к воронку – вместо бани в госпиталь сначала заскочим! Там сегодня как раз Лазарь Елизарович дежурит, а он на всю Марьину рощу единственный Медик-Силовик! Ему бы Источник помощнее и Силы побольше, хотя бы в Накопителях – так он бы и мертвых воскрешал!
Как меня вытащили из дома и загрузили в ментовской воронок, я почти и не запомнил. Невыносимая головная боль практически вышибла меня из сознания. Я не замечал ничего и никого вокруг, погружаясь все глубже и глубже в этот бесконечный океан боли. И в какой-то момент окружающий меня мир окончательно померк.
Сколько времени я пребывал в несознанке на этот раз, сказать было трудно. Может, минуту, может, час, а может быть и еще один год мимо промчался. Радовало одно – сейчас голова у меня абсолютно не болела! Да и все тело переполняла такая непередаваемая легкость, какой я в жизни не испытывал (если учесть, что помнил я лишь несколько часов от силы)! Прямо настоящее блаженство!