Однако есть вещи очевидные – Ликины чувства были задеты – как ни крути, все-таки Шкипер вчера был явно не прав. Правда и его точка зрения мне также не чужда – какой мужчина в состоянии подпития не вытворял чего-нибудь подобного, а то и похуже? И эти два противоборствующих аспекта (солидарность мужского пола и чувство нечеловечески острой справедливости), встав по разные стороны баррикад и ощетинившись орудиями, разрывают меня буквально пополам. Поэтому я предпочитаю не вмешиваться в разговор, а, соблюдая нейтралитет, следить за происходящим со стороны. Благо на кухне нет никого, кроме нас троих.

Шкипер немного смущён, но признавать свое поражение не в его стиле. Тем не менее, отвечает он примирительным тоном:

– Ну, зайк, давай не будем ссориться…

– А вот за зайку можно и в гычу получить, – мгновенно реагирует она. – И, кстати, мы ещё не поссорились! Но у тебя есть все шансы.

– Не надо так, – произносит он в ответ. – Ты же не знаешь, что я хотел сказать…

– Если это примерно похоже на то, что ты выдал вчера, то уж лучше помолчи. Здоровее будешь…

– Нет-нет, – возражает Шкипер. – Не перебивай меня, и я все тебе объясню.

– Интересно послушать… Что это ты собрался мне объяснять?

– Я хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю…

– Спасибо, ты вчера мне уже все сказал!

– Ну, хватит! – Шкипер с силой бьет ладонью по поверхности стола.

Чашки, блюдца и прочие столовые предметы на какие-то миллиметры покидают свои насиженные места, а затем со звоном возвращаются обратно. В моей голове со скоростью метеорного потока пролетает мысль о том, что лучший брак – это когда жена глухая, а муж слепой.

– Не ори на меня, пожалуйста… – шепотом произносит Лика. И эти простые слова, сказанные тихим голосом, действуют куда лучше шумного скандала с бросанием телефонов и хлопаньем дверями. Пламя, разгоревшееся в глазах Шкипера, в тот же момент угасает. Да и сам он будто скукоживается и становится «барби-сайз». Он берет ее маленькую хрупкую кисть в свою ладонь и, поднеся к губам, целует.

– Прости меня… Я и вчера был не прав. И сегодня… тоже…

Каким-то типично женским движением, которое, должно быть, передается генетически, она отдергивает свою руку:

– Не надо тут телячьих нежностей!

– Ладно… – соглашается Шкипер. – Только ты на меня не обижайся.

– Обижаются только в детском саду, – ловко парирует она. – Ну, так что ты там хотел сказать?

– Хм. Я, правда, не знаю, есть ли в этом теперь смысл…

– Не кокетничай! – обрывает его Лика. – Давай по существу.

– О'кей. Смотри, нам сейчас с тобой за тридцать… Чуть-чуть, но всё же за тридцать. А человек живет для себя ну, грубо говоря, лет тридцать пять – с пятнадцати до пятидесяти. До этого у него все-таки родители, после уже внуки, ну, или работа там, старость на носу, пенсия – то тут колет, то там побаливает…

– И? – Лика нетерпеливо перебивает его. – Причем здесь я?

– Погоди. Вот, скажем за эти тридцать пять лет жизни, человек успевает завести около двенадцати более-менее стабильных отношений. Всего двенадцать, понимаешь? Это же, блин, совершенно ничтожная цифра!

– Ты с чего взял эту цифру? – невооруженным взглядом видно, что Лика возмущена. – Бегбедера перечитался? Любовь живет три года?.. Чушь и бред! Ничего, что у меня было шестьдесят три любовника? Как-то вот не вписывается эта цифра в твои «двенадцать»!

– Да я не об этом, я о продолжительных отношениях хотел сказать – ну, как у нас с тобой.

– А такое, вообще, в жизни должны быть один раз, и на всю жизнь. Понял?

– Вот, я как раз об этом – у меня это на всю жизнь. И то, что мы с тобой так долго вместе…