Все места были заняты молчаливыми призывниками с испуганными лицами. Они не были добровольцами. Особенно густо заполненным оказался отсек в центре вагона. Там травили анекдоты.

– А от і жінка до нас. Я не мо-о-о-жу, – як сказав бичорноморський матрос, «солений».

– Давай продолжай, трави! – кто-то выкрикнул с верхней полки.

– У нас в Одессе уси анекдоты солони. А тут жинка!

– А ты, где солоно, говори «трам-тарарам, трам-тарарам!»

– Добре!

– Ну давай, начинай! – поторопили сверху.

– Трам-тарарам, трам-тарарам, трам-тарарам… Мы – черноморци… Трам-тарарам! – и все купе дружно рассмеялось.

– Пойдемте отсюда, – сказал Семак.

– Да-а-а, – сопроводил ее взглядом один из призывников, – женщина на корабле – стихийное бедствие.

Они пришли в последний отсек. «Вот ваше место. А я буду напротив, охранять вас как ценный груз». Тут же появились два сержанта с отличительными знаками. «Никакой самодеятельности в поезде, – сказал им Семак. – Собрать по три гривны – и в магазин. Все свое не доставать. Только закуску. И спать! Завтра утром на вокзал приедут покупатели. Все должны быть как огурцы». Ева поняла, что спокойствия не будет. Надо попытаться уснуть.

– Пойдемте с нами к соседям, – вдруг предложил Семак. – Будет весело.

Он достал из-под своего сиденья продуктовую сумку, раскрыл ее, и в вагоне вдруг резко запахло чесноком. Затем в его руках появилась бутылка водки. «Да, – подумала Ева, – меня ждет неспокойная ночь…»

Она вежливо отказалась и отвернулась к стенке, натягивая одеяло. Из соседнего купе доносилась громкая речь, кто-то настраивал гитару. «Капи-тан, ка-пи-тан», – услыхала Ева и поняла, что гитара семиструнная. Ей удалось провалиться в сон под стук колес. Но среди ночи она почувствовала, что с нее стягивают одеяло. «Это я, Паша Семак, – тихо представился обладатель вкрадчивого голоса. – Еще ни одна баба мне не отказала. Я знаю, у тебя нет мужика, иначе б ты сейчас не отправлялась с нами в пекло». Ей вдруг стало жутко: «Надо что-то придумать.

Он пьяный, просто так не отстанет». Семак уже успел просунуть ей между ног свою пылающую ладонь. Другой рукой он достал из декольте ее теплую левую грудь. Потом одна рука куда-то делась, и она догадалась, что он расстегивает свои штаны. Сейчас он ляжет сверху, придавит ее всей тяжестью своего тела, и будет уже поздно. И вдруг ей пришла в голову идея. «Расслабься и получай удовольствие», – шепнул

он ей на ухо. «Межу прочим, я – американская гражданка. А ты, вонючий лейтенант, будешь нести ответственность перед законом в полной мере». И враз у этого верзилы пропала настойчивость. «Так я ведь полюбовно хотел, по обоюдному желанию. А ты сразу запугивать… Ну и спи себе в одиночестве. Я ведь пошутил, – и он грохнулся на свою постель. – Подумаешь, нашлась недотрога». В это самое время в купе зашли и стали пробираться на верхние полки двое подгулявших соседей. «У тебе шо, облом?» – пошутил один из них, и оба рассмеялись. «Надо быть готовой. Сколько еще таких сражений ей придется пережить? – подумала Ева. – А может, лучше было бы примириться со Степаном и воспользоваться его помощью?»

Проехав станцию «Стрій», поезд вдруг начал останавливаться. Уже светало. Совсем рядом со станцией можно было различить огромных размеров кладбище. Надгробия, как стадо замерших на месте диких носорогов, все были наклонены в одну сторону. Семак выглянул в окно. «Сколе», – сказал он. Вдруг по поезду объявили тревогу. Вся подгулявшая за ночь команда, кто в чем был, с какими-то предметами в руках, под руководством Семака и двух сержантов с автоматами, высыпала на железнодорожное полотно. Раздались выстрелы, затем звуки погони. И все быстро стихло. Слышно было, как тяжело дышит паровоз, пуская в воздух свои барашки. Возбужденная ночным происшествием команда еще долго стояла на соседнем полотне, курила и постепенно возвращалась в вагон. Оказалось, в поселке Сколе из района старого еврейского кладбища