Сегодня я должна идти представляться высокому начальству. Хорошо, что ему невдомёк, какая начинка в моём котелке. Вот была бы потеха!

Чтобы искупить свою вину перед Софьей Алексеевной, я высылаю ей Приветик, который сидит в правом нижнем углу этой страницы. Если вы присмотритесь к нему хорошенько, вы обнаружите, что он живой. Таких симпатичных пушистых приветиков не сыщешь ни в Великограде, ни тем более в Пригороде. Они водятся исключительно в здешних местах, и чем дальше на Север, тем они теплее и нежнее. Поэтому ждите послания из Дальнего, куда я намереваюсь улететь завтра же.

Пока. Твоя.

_ _ _

07.10.1963 года

Дана

Северогорск

Признайся, ты уверен, что я уже любуюсь полярным сиянием и езжу на нартах. А меня всё не отпускает этот город, странный уже тем, что в нём на первый взгляд нет ничего необычного. Улицы – как улицы. Дома – как дома. Театр готовится к открытию сезона. Дворец спорта по вечерам сияет огнями. Но стоит пробыть здесь недельку, как замечаешь, что ветер такой, какого не бывает и не должно существовать в природе, – он дует во все стороны сразу. Что деревца все – как недоросли. Берёзки – щуплые, лиственнички – корявые, берущие за душу своей трогательной асимметрией. Да ещё ночью голова примерзает к подушке – встречал ли ты такое диво? Общежитие для молодых специалистов – на окраине в старом бараке. Комендант, старый лагерный коршун на культяшке, закрутил печку проволокой до начала отопительного сезона, а когда ребята пытаются протопить контрабандой, гоняется за ними с дубинкой – новый способ разогрева без дровишек. Зато днём, в управлении – благодать. Тепло, никто к тебе не привязывается, в буфете продают красную икру и прочую вкуснятину. Живи себе и радуйся, поглядывай в окошко на сиреневые сопки, покрытые чахлым лесом, и жди, когда в небе начнут урчать самолёты.

Но что-то мутит меня и будоражит. Будто меня четвертовали. Слоняется по городу, сидит в спецотделе, старательно разглядывая карты, беседует с коллегами моё бренное тело. Но где моё сердце? Где мысли? Где душа? Только вечерами, синими, прозрачными до самого неба, или пасмурными, с туманом от самых глаз в неощутимую дальнюю даль, гуляя по берегу бухты, я собираю свои части воедино. В пустынной тишине ко мне приходит всё то, что мне дорого. Приходишь ты и тихо, почти неслышно, так что голос твой сливается с шорохом прибоя, говоришь: «Здравствуй, моя Данусь!» С тобой мы танцуем вальс на песке, прыгаем по камням, а потом долго сидим на старой барже, вглядываясь в темноту. Мне не хочется от тебя уходить, но поздний вечер, я по привычке говорю тебе «пока» и возвращаюсь вдоль берега в город. Море накатывается на песок, переворачивая поблёскивающие в звёздном свете промёрзшие лепёшки медуз. Неподалёку тянутся береговые обрывы с деревянными домиками. Вышка часового на выступе кажется башенкой старинного терема. Ни души. И всё же неожиданно встающие силуэты лодок и каждый посторонний звук настораживают меня, я вздрагиваю и поднимаю круглый гладкий камень. Но вдруг мысль «почему человек должен бояться человека?» осеняет меня, и сразу приходит спокойствие. Я забрасываю камень далеко в море, а потом, высоко подняв голову, шагаю к общежитию.

Оно уже битком набито жаждущими, как и я, вырваться поскорее в свои Светлые, Снежные, Прибрежные и иные посёлки. Эти обитатели Ноева ковчега сегодня уже обещали показать богам кузькину мать. Если угроза дойдёт по адресу, можешь смело писать мне на Дальний.

Пока.

17.10.1963 года

Михаил

Славгород

На первое твоё письмо с дороги, Данусь, я отреагировал спокойно – оно целиком в твоём духе. Второе, насчёт «продифференцируем, проинтегрируем», если и встревожило меня, то лишь слегка. Но что я могу сказать теперь? Мне хочется тебя выпороть. Немедленно. И крепко. Что я и собираюсь сделать. Ты уж прости, всё будет не по порядку, мне не до этого.