Мир словно возвращался к нему кусок за куском с каждым, на кого падал его взгляд. И каждый раз он понимал, что то, что он видел Федотом, было обманом. Он видел и не видел. Это был тот же, но другой мир!

Он поднял глаза, ощущая себя Федотом, и встретился взглядом с Учителем, который напряженно наблюдал за ним через замершую перед ртом чашку. И в тот же миг вернулся огромный кусок его настоящего мира, и он понял, что это не Учитель, а он не Федот. Его любимый брат был перед ним. Старший брат, светлый князь ветров Буревой.

– Здравствуй, Буря! – сказал он учителю и тут же поправил сам себя, ощущая торжественность мгновения. – Приветствую тебя, Светлый князь Буревой!

Брат поставил чашку, шагнул к нему навстречу, обнял, отстранился, держа руками за плечи, и сказал с улыбкой:

– Ну, здравствуй, брат! Как же долго ты спал! Князь Буревой приветствует Светлого князя Ветробоя!

И перед глазами Федота распахнулись миры, уходящие безмерной воронкой ввысь, и в этих мирах его звали Ветробоем или просто Ветром. И он понимал, что это он и это его миры… И ему еще придется принять и их, и себя, потому что он не помнил себя князем…

Он готов был броситься в свои воспоминания, так сладки они были, но с удивлением увидел, что на глазах его старшего брата появились слезы. А когда одна слезинка сорвалась с ресницы, он ловко подхватил ее на ладонь и тут же втер себе в то место вверху груди, что называется душкой, и подмигнул брату.

Но когда он подмигивал, Буря подмигнул ему в ответ и тут же подхватил из воздуха такую же слезинку и втер в душку себе. Оказывается, осознал Ветробой, у него тоже стояли слезы в глазах… Слезы, которые ты пролил в душу другого, делают вас ближе братьев по крови…

– Ну, здравствуй, Ветер! – еще раз обнял его старший брат и отпустил, чтобы он мог поздороваться с Василисой, которая все сильнее прижималась к плечу своего любимого.

– Здравствуй, радость моя, – повернулся он к Василисе и обхватил руками, прижимая к своей груди.

– Здравствуй, милый! – всхлипнула она, прижимаясь к его груди. – Как долго я тебя ждала!

– Как долго я спал! – воскликнул он, вытирая слезы о милый запах ее волос.

– Ты так долго спал, что я уже боялась, что ты никогда не проснешься…

И он почувствовал, что грудь его стала влажной от ее слез.

– Так ведь и не проснулся бы, если бы не вы, – шепнул он, целуя ее волосы.

Тут что-то яркое зашевелилось и зашуршало возле него. Он поднял глаза и увидел сначала огромную птицу, а с ней и память о той древней битве, в которой они участвовали вместе, когда он был еще совсем юным. Именно тогда она избрала его своим наездником, и битву устроили в честь его совершеннолетия. Ему пошел пятнадцатый год, и он сумел приручить Птицу, что подтвердило его княжеское происхождение…

Почувствовав, как воспоминания наплывают на него, Василиса отстранилась и ушла смыть с лица следы слез. А князь Ветробой, которого близкие после той битвы прозвали Удалым, подошел к птице, которая была его воздушным конем, гарудой, и приветствовал ее тем жестом, которым у его народа было принято приветствовать своих ездовых птиц. Он взял ее за голову и подставил к ее клюву свой левый глаз.

Она заклекотала и прижалась своим левым глазом к его глазу. Их видение слилось. И Ветробой наполнился памятью о том, как был Удалым и учился смотреть ее глазами и как много они видели вместе…

Затем он точно так же подставил ей свой правый глаз.

– Извини, мой князь, – тихо сказала она. – Я должна вырвать его, потому что он чужой.

Он кивнул:

– Делай что должна, моя Птица!

– Но я припасла вот это, – сказала она и достала откуда-то из перьев на груди черную повязку для глаза.