И по воле моей, по желанью в ответ
Диск огромной луны не за тучами скроется.
Невозможно? А вдруг? Почему бы и нет?..
«Жила? Нет, скорей доживала…»
Жила? Нет, скорей доживала
Отпущенный Господом срок.
Подолгу горбушку жевала,
Обмакивая в кипяток.
Порою – не поздно, не рано —
В больницу ходила и в ЖЭК.
Был долгой зимою отрадой
Ей оперы мыльной сюжет.
Соседка ей ставила банки,
Что выше живёт этажом…
Однажды из шерсти собаки
Наложенным платежом
Ей пояс был прислан снохою:
«Вы, мама, царица в меху!..»
Казалось бы, надо плохою
Назвать вот такую сноху,
Она же ночами в кровати,
Леча поясницу и грудь,
«Прости её, Божия Матерь!» —
Шептала, не в силах уснуть.
«В российской сути горевой…»
В российской сути горевой
Ничто, казалось бы, не внове.
И голодать ей не впервой,
И быть истерзанной до крови.
Хоть лоб разбей о стёртый пол
В соборе людном иль дацане,
Он снова пуст, российский стол,
Как в достопамятных двадцатых.
Но, помнится, тогда в нужде
И нищете, что так жестоки,
О мире, а не о вражде
Есенина звенели строки.
Он ложь стихом своим отверг,
Что нет, мол, русичей забитей,
Ища мучительно ответ:
Куда несёт нас рок событий?..
Те дни… Да вот они, взгляни!
Жиреют под российским небом,
Возвышены, как короли,
Всё те же бизнесмен и нэпман.
Опять, великой встряске рад,
На русичей (глядеть обидно!)
Взирает некий демократ,
Как на докучливое быдло.
Но всё пустее в животе,
Серее будни, а не краше.
Зато возрадовались те,
Кому начхать на беды наши.
Набивши золотом кули
На лихоимстве и обмане,
Понакопытив, напылив,
Они не сгинули в тумане
Былых есенинских стихов.
Они ведут себя недобро.
Что им прощение грехов?
Любой им грех отпустит доллар.
Пророчествуя светлый путь
Неискренней своей любовью,
Они мечтают нас толкнуть
Опять в бессмысленную бойню.
Ответа я не нахожу.
Душе тоскливо и немило.
Не дай-то бог опять к ножу
Рука потянется и вилам.
О терпеливый мой народ,
Ужель нет выбора, как кроме
Быть втянутым в водоворот
Бессмысленно пролитой крови?..
«Мы разучились нищим подавать…»
Мы разучились нищим подавать.
Не веруя, живём дурными снами.
Ещё за деньги держимся, и «мать» —
Жестокий мат – он вечно рядом с нами.
Я знаю: никакой моей вины
В том, что народ однажды был обманут.
Уста детей (о боже мой!) «блины»
Пекут такие – просто уши вянут.
Забыв родство, и возгордясь, и раз
И навсегда легко простившись с прошлым,
Не разлучились мы с враждою рас,
Предательством и лицемерьем пошлым.
А власть монет не повалить в момент,
Как думалось когда-то… О наивность!
Духовность, как тельцу эквивалент,
Земле не родила еще надмирность.
Кто виноват? Что делать? Поиск ведьм,
Тем более, прожекты – всё убого.
Как скоро обнищали мы! А ведь
Иное нам начертано от Бога…
Вас нет в живых, создатели стихов.
Хранит покой чугунная ограда.
Не надо вам замаливать грехов,
Большой вины заглаживать не надо.
Я, может быть, тебя тревожу зря,
Слагатель оды середине века…
Как холодна декабрьская заря!
Уходит век. В ночи сияет Вега.
Дымы столбом. Ни ветерка, ни туч.
Лежит равнина в белоснежном шёлке.
Ночной мороз, что нестерпим и жгуч,
Иль жаркий стыд мои раскрасил щеки?
«Не эмали и камеи…»
Не эмали и камеи,
Не в рассветных росах розы,
(Очерствели, охамели
От жестокой этой прозы),
Не берёзы и осины
Воспевают ныне барды —
Минимаркеты-торгсины,
Фонды, банки и ломбарды.
Сколько есть в миру религий,
Все теперь к России в гости.
Что же делать? Снять вериги
И улечься на погосте?..
Чтоб в былое воротиться,
Опоздали мы, пожалуй.
Ведь ни капельки водицы
В рукаве уже пожарном.
Но ведь всяк живущий ищет
Потайную дверцу клада.
Стало быть, на пепелище
Возводить и строить надо.
«Время раскисших глин…»
Время раскисших глин.
Злая угрюмость лиц.
В небе растаял клин