В областном управлении МВД из кабинета Дмитрия на седьмом этаже открывалась шикарная панорама на главный собор и набережную. В ясные дни помещение заливало солнце, как на ладони приступал к дневной суете центр города. Знаменательный факт: летом к ним прибывали студенты-практиканты с юрфака, и почти каждый норовил сделать селфи в его кабинете. А в этой кладовой, сквозь созвездия погибших в паутине мушек, отлично просматривался угол прогулочного двора изолятора временного содержания и густая колючая проволока забора. Воняло собаками.

– Пришлось подвинуться из-за архива, – ответил Садких. Он лично не знал Нестерова, потому что раньше работал в другом районе, а в Нашинск пришёл уже после убытия Дмитрия в область. В целом начальник отделения был добродушным пенсионером советской закалки, не в меру упитанным, неплохим дипломатом (что касается отношений с судом и прокуратурой), а также любителем сахара во всех формах. И сейчас у него в руках красовалась коробка с эклерами. Но первое, что отметил Дмитрий при встрече с новым начальником – подтяжки. Да, Иван Трофимович носил брюки исключительно на подтяжках, которые двумя рельсами пересекали титаническое пузо старика.

– Атмосфера концлагеря, да? – не унимался Нестеров, кивнув на окно. Он открыл форточку, бахнул свою кожаную сумку в колониальном стиле на пыльный стол, добродушно и снисходительно посмотрел на Трофимыча. Тот подвигал туда-сюда дверцу сейфа и ответил, не реагируя на сарказм:

– Дима, ты человек большой, образованный в нужном смысле. Ситуацию я твою уяснил и мешать ничем не буду. Делай мне показатель средний, как все, и будет отлично, – с этими словами первый эклер покинул коробку, – точно не хочешь моим заместителем?

Поедание эклера не помешало попрошайническим глазам Трофимыча внимательно обследовать лицо Нестерова в поисках хоть капли сомнения, но тот отрезал:

– Нет, мне сейчас категорически не до карьеры. Где нынче пообедать можно у вас? «Жигули» ещё работают?

Первые дни работы на новом старом месте полетели стремительно. Нестерова уважали за опыт, интерес подогревала и история личного характера, из-за которой он оказался в Нашинске, и про которую толком никто ничего не знал. Кто-то шептал, что он изменил жене. Кто-то выдумал, что она ему. Кто-то приплёл, что он брал взятки в управлении. Кто-то, наоборот, что в нужный момент оказался слишком честным. Была даже версия, что всю эту чушь специально придумывают, чтобы отвлечь внимание от главного – Нестеров, мол, засланный казачок, и на самом деле приехал собрать реальную информацию о работе полиции в Нашинском районе по чьему-то поклёпу.

Трофимыч на обеденном совещании понедельника представил Нестерова коллективу, накидал «новичку» несколько каверзных уголовных дел, запущенных другими следователями. Например, мошенничество цыганской фирмы, которая заключила договоры подряда чуть ли не со всеми пенсионерами города, взяла предоплату и теперь отчаянно изображала финансовые трудности.

Местные следователи, услышав такой перечень из малодоказательных и сложных дел, не без злорадства предвкушали, как «звезда» уже к концу месяца начнёт захлёбываться в сроках. Но Дмитрий спокойно помечал что-то в ежедневнике, и уже со второй половины первого дня работы допрашивал пару каких-то свидетелей, а вечером обошёл все подразделения отдела, собрал новые и возобновил старые контакты.

После работы они с Суходоловым наведались в излюбленное полицейскими кафе «Жигули». Заведение держало марку: в меру интимная полутьма, хиты шансона, обалденная солянка и скидки для сотрудников, которые владелец установил в обмен на оговорённые послабления со стороны органов. Несколько часов за крепкими напитками друзья обсуждали всё на свете. Старый опер, как ребёнок, только что вернувшийся из летнего лагеря, выкладывал товарищу все новости-старости, которые имели место за это время, а также несколько раз порывался позвонить жене Дмитрия, приговаривая: «Так не годится. У меня и похуже случаи бывали, но всё же обошлось».