– Погоди, Анатолич, прогорело там с прокурорскими-то. Я вообще-то к вам в отдел пока, следачить буду.

Суходолов остановился, обернулся и развёл руки в стороны, брови подбросил повыше:

– Сюда?! Да ты заболел что ли? Ну вы даёте, областники… Давай тогда по порядку, заходи, располагайся, – они вошли в небольшой и напрочь прокуренный кабинет Суходолова. – Кофе или чай? Кофе, значится, сейчас-сейчас… Эх и удивил, Алексеич! Прикомандировали что ль? За какие грехи? Или всё-таки опять нас проверять надумали? – инспекцию трёхлетней давности Суходолов никак не мог забыть. Лично ему тогда еле-еле удалось избежать добровольно-принудительного увольнения.

Старые друзья присели за моментально организованный фуршет из колбасы, кофе и пряников. В дверь сунулся было кто-то из сотрудников, но, увидев недовольные брови Суходолова, тут же испарился. Доверяя другу, Дмитрий вкратце рассказал, что трудоустройство в прокуратуру слетело из-за ссоры с женой Татьяной, по той же причине эта командировка в глушь. Впереди козни тестя, отставного генерала МВД, суд по расторжению брака, статус разведённого мужика и работа в отделении, откуда он с такими надеждами выпорхнул старшим лейтенантом юстиции.

– Так, значится. Такие разговоры на сухую не ведутся. Ты сейчас улаживай тут в кадрах, сходи к Трофимычу, а вечером жду обратно. Обольём немного ситуацию, так? – закуривая, произнёс Суходолов. При этом его бульдожье лицо стало категорически серьёзным, ведь разговор пошёл о личных проблемах товарища. В них он на трезвую голову не разбирался, поэтому серьёзное лицо казалось единственным правильным выходом в таких условиях. – А мне через десять минут краснеть на селектор4.

– Уговор! – у Нестерова мелькнула мысль, что будь рядом Суходолов в последние несколько месяцев там, в области, всё могло пойти иначе. Они накидались бы после работы в трудную минуту, а потом Анатолич, будучи сто лет женатым человеком и сторонником семейных ценностей (хотя, конечно, супруга Суходолова так не считала), обматерил бы Нестерова крепчайшим образом и вытолкал мириться с Таней, как не раз бывало раньше здесь, в Нашинске.

Дмитрий допил кофе, огляделся ещё раз. Ему всегда нравился этот кабинет. На титаническом сейфе сидела кожаная обезьяна с сигарой («Моё альтер-эго» – шутил Суходолов), стены по плечо обиты светлой деревяшкой, на подоконнике египетской пирамидой сгрудились пожелтевшие груды бумаг неизвестного содержания. В шкафах с провинциальной гордостью красовались спортивные грамоты Суходолова примерно столетней давности, сувенирные фигурки полицейских и боксёров, советские книги на широкий разброс тем: кодексы, методички, атласы, карты и энциклопедии. Завершали картину портрет Дзержинского над рабочим столом, а под ним – наручники на гвоздике. Нестеров улыбнулся:

– Как был ты, Анатолич, волчарой, так и остался. Ну, чисто логово зверя!

– Век воли не видать, – заржал Суходолов, заталкивая окурок в забитую пепельницу. – Ты с жильём что решил? Могу договориться на комнату в общаге, если на первое время. Позвонить?

– Ну и кабинетишко, барсучий случай. Это же раньше вроде как кладовая была? – Нестеров вместе с начальником следственного отделения Иваном Трофимовичем Садких зашёл в тесное вытянутое помещение, которое теперь стало его рабочим местом. Бывшую кладовую, видимо, только недавно приспособили под служебный кабинет.

Нестеров всегда очень трепетно относится к виду из окна. Работать под энергичный шум проезжей части не одно и то же, что работать, наблюдая, к примеру, сонную опушку леса, считал он. В одном случае ты будто в бурном потоке жизни: зевать некогда, решения принимать нужно быстро, кто первый – того и тапки. В другом наоборот: ты будто сам деревянный, спокойно покачиваешь ветками на ветру, еле-еле что-нибудь исполняешь, а начальник дятлом нервно и бесполезно колотит по стволу, но от этого ничего не меняется.