Его терпели. Тем более, обнаружилась за ним одна особенность, присущая Божьим детям: видел грешки других. Иногда подойдет к кому-нибудь и шепнет что-то на ушко. Человек и зальется краской! Иной начинает испуганно озираться, другой ругается и чуть ли не бросается с кулаками. Но что с юродивого возьмешь! С глупой улыбкой отойдет и при этом кланяется в пояс обидчику. Дурачок, одно слово!.. Из всех работ по строительству ему доверяли только замешивать раствор: работа несложная, но тяжелая. Поэтому охотников на нее не наблюдалось. А Ванюшка ее с радостью выполнял. Здесь и нашел свое место.

И все было бы ничего, если бы он только нормально себя вел на литургиях. А так задолго бросал свою работу и усаживался прямо посредине перед алтарем на холодном каменистом полу в ожидании службы.

После возгласа «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков!» становился на колени и больше уже не поднимался. Но это еще было полбеды. Когда вступал хор, он тоже начинал подтягивать. Сначала тихонько, потом все более вдохновенно, при этом начинал размахивать руками и подпрыгивать от возбуждения. Улыбка становилась еще шире, а на лице начинало светиться искреннее счастье. Когда полагалось кланяться, поклоны клал с усердием, едва не разбивая лоб об каменные плиты.

Хор сбивался, служба начинала идти наперекосяк. Несколько раз его пытались вывести, как нарушающего благочиние, но каждый раз Ванюшка закатывал такой рев, что его оставляли в покое. Пытались перед литургией украдкой закрывать или отсылать по надуманному делу, но каждый раз он чудесным образом снова оказывался посреди храма на полу. Поэтому настоятель махнул рукой и приказал не трогать.

Другим искушением был Матвей Филиппович. Тоже неожиданно свалился на нас, как конец света. Богатый спонсор, крупный предприниматель. Его не любил никто. Как-то пожертвовал на восстановление монастыря крупную сумму, поэтому считал, что теперь ему все обязаны. Манеры у него были менторские, голос хорошо поставлен, с начальственными нотками. Пытался учить всех и каждого. Даже настоятеля. Тот морщился, но терпел, потому что таких денег не давал никто. Ходили слухи, что Матвей Филиппович связан с криминалом, но тут уж Бог ему судья! Но только по этой причине, или какой другой, деньги его оказывались какими-то нехорошими. Бестолковыми, и уходили, словно в пропасть. То закупленная краска окажется негодной, то гвозди гнуться так, что их можно забивать разве что только в песок. Машина с фанерой обязательно попадала под дождь, а шпаклевка оказывалась просроченной и негодной для дела.

И вот два этих искушения как-то столкнулись на стройке. Ванюшка по обыкновению мешал огромной лопатой в бадье бетон, Матвей Филиппович с недовольным видом прохаживался среди строителей, периодически давая указания, как нужно работать. Рабочие скрепили зубами, но послать его не могли. Во-первых, в Божьем храме находятся, во-вторых, спонсор как-никак!..

И тут на свою беду Матвей Филиппович подошел к Ванюшке с каким-то замечанием.

Ванюшка терпеливо выслушал, потом отложил лопату и что-то сказал нашему меценату.

Матвей Филиппович побледнел, оглянулся вокруг и, подобрав полы длинного пальто, быстренько уехал на своей машине.

Подошли к Ванюшке с расспросами. Но тот только глупо улыбался.

Матвей Филиппович долго не появлялся. Нарисовался только где-то через месяц. Его шикарная машина остановилась поодаль, и из нее вылез Матвей Филиппович. Он был в рабочей одежде. Потом вытащил из багажника новенькую лопату и в таком виде предстал перед изумленными глазами. Многие отвернулись, чтобы не рассмеяться. Одежда, которую наш спонсор, видимо, считал рабочей, не очень отличалась от той, в которой ходят, скажем, в театр или другие культурные учреждения. Лопата напоминала сувенир, и на ней не хватало разве что бантика. Но больше всех повергла в изумление физиономия новоявленного рабочего. Всегда надменная, в этот раз на ней застыла глупая извиняющаяся улыбка.