Когда приступали к восстановлению монастыря, всюду царили мерзость и запустение. Монашеские кельи раньше использовались как продовольственные склады, состояние оказалось более-менее сносным, поэтому их решили заселить строителями на время ремонта. Летом в них жить еще хорошо. Но вот зимой, как оказалось, туговато. Помещения продувались насквозь, от стен тянуло сырым холодом. Днем спасала работа, вечером грелись крепким горячим чаем. На ночь закутывались, кто во что нашел. Сначала было тепло, но потом тело остывало, сон уже не шел, и люди с нетерпением ждали утра. Однако никто не роптал и не капризничал. Все понимали временные трудности и старались терпеть.

Центральный храм был разрушен почти до основания. Видимо, в свое время богоборцы именно на него направили всю свою ярость и злобу. Хорошо сохранились монастырские стены. В некоторых местах они покосились, но, чтобы выправить их, можно было обойтись небольшими усилиями, как материальными, так и человеческими.

Вобщем, работы хватало. О помощи со стороны особенно не заботились: благотворителей не искали, а сами они не объявлялись. Лишь бы Господь не оставил. Главное, не предаться унынию.

Так как без службы обойтись все равно нельзя, стали служить в небольшой часовенке. В ней обустроили все необходимое, положенное по чину.

Было трудно. Даже очень. Наваливалась психологическая усталость. Особенно в первое время. Не верилось, что можно что-то сделать своими жалкими силами. А тут еще строители разбежались. Не оправдались их надежды на легкий заработок и приемлемые условия жизни. Пришлось самим осваивать профессии каменщика, штукатура, маляра и прочих специальностей. Но потом потихоньку дело пошло. Слухи о том, что монахи восстанавливают монастырь, распространились по округе. К нам потянулись люди. Помогали, чем могли, а когда среди прихожан нашлись строители, результаты труда стали еще более заметными. Все заметно приободрились, начали строить планы по восстановлению главного храма. Его одели в леса, работу не прекращали ни на один день.

А службы между тем шли своим чередом. Священников было двое: отец Никодим и отец Никифор. Службу вели ревностно, благопристойно. И если сначала в нетопленном помещении скромно стояли по углам два-три человека, то уже скоро всем места стало не хватать. Стосковался народ по Богу! Не вытравили эти тягу за годы лихолетья!

Вопрос о восстановлении центрального храма становился все более насущным. Вот только с материалами возникла проблема. Попросту говоря, они подошли к концу. Денег не хватало даже на мешок цемента. Люди, конечно, жертвовали тем немногим, что могли выделить, но этого было мало.

А тут еще вдобавок на нашу голову свалились два искушения.

Первым искушением был Ванюшка. Он прибился к нам по весне. Трудно сказать, какое у него было настоящее имя, потому что отзывался на любое. Но имя «Ванюшка» подходило к нему больше. Откуда появился, не знал никто. В старенькой одежонке с чужого плеча, вечно грязный и, судя по всему, всегда голодный. За отсутствием жилья настоятель поселил в одном из подсобных помещений. Не гнать же, как собаку! В качестве ответной благодарности Ванюшка, не жалея сил и своих весьма ограниченных умственных способностей, работал на строительстве подсобником. С головой, конечно, у него не все было нормально. О чем говорил, понять было трудно. Дикция оставляла желать лучшего, да и мысли разлетались в разные стороны, как птицы. Все время улыбался, иногда ни с того ни с сего затягивал детские песни. Учитывая, что голоса у него было столько же, сколько и слуха, впечатление производил просто потрясающее! Вобщем, был местным юродивым. Но ко всем относился доброжелательно, часто раздавал конфеты и другое угощение, которое ему самому изредка перепадало.