– Поговорить надо.

– Говори.

– Да нет. Зайдем к вам в каюту. Там никого нет.

Расположившись на моей кровати, мы принялись деловито обсуждать вчерашнее происшествие с Фирсовым. Я ни словом не обмолвился о том, что слышал от Демина, сделав вид ничего не знающего и почти постороннего человека.

То, что я уже слышал, меня не тронуло, но когда Фирсов уверенно заявил, что, войдя в темноту гальюна, он почувствовал запах лосьона со своеобразным оттенком, мое сознание напряглось до такой степени, что тряслись все мышцы.

Я вспомнил, но не сказал вслух, что о каком-то запахе говорил и мой командир, приходя в сознание после страшного удара.

– Вспомни запах, – попросил я у Фирсова. – Или, почувствовав его, не делись ни с кем, и подойди ко мне, пожалуйста. И еще, запомни, от кого он исходил. У меня тоже есть кое-что об этом запахе.

В эту минуту в каюту вошел Иван Иванович и, нам пришлось прекратить разговор.

– Ну, чего замолчали? – Иван Иванович наступал, как медведь. – Все в тайны играете?

– Иван Иванович! Ну, разве могут от тебя быть какие-то тайны. Видишь, пол – лица чуть не снесли. Вот и думаем, кто мог это сделать?

– Наслышан об этом, – с ехидной улыбкой заявил Иван Иванович. – Только, все же интересно, кто это на тебя так зол. У тебя самого, нет на этот счет соображений?

– Врагов у меня нет. Пожалуй, вот только неприязнь к службе внутренней безопасности.

– Вот-вот! У Руслана все неприятности начались именно после конфликта с этой службой, – напомнил Иван Иванович.

Слова Ивана Ивановича заставили всех задуматься.

– Ладно. Соловья баснями не кормят, – вставая, сказал Фирсов и, кивнув головой в сторону двери, предложил мне выйти из каюты.

– Секреты, одни секреты. Когда я вошел в каюту, у вас у обоих на лицах было написано, что вы секретничаете. Ну и пусть. У меня тоже есть свои секреты, – ворчал нам вслед Иван Иванович.

– Я хочу сам вспомнить тот запах, – начал Фирсов, когда мы отошли на значительное расстояние от дверей, за которыми остался Иван Иванович.

– Видишь ли, может быть твой коллега и прав, что после конфликтов с охраной и происходят все эти чудеса. Каким-то образом неплохо было бы обнюхать этих людей, только мне к ним путь заказан, я от них уже натерпелся. – Он вопросительно посмотрел на меня, молча, прося помощи.

– От каждого человека чем-то пахнет, ты же знаешь, что редкий офицер из нашей команды не пользуется после бритья чем-то из парфюма. Утром в столовой добрый десяток ароматов унюхаешь. Дай мне ориентировку на запах, ну, например, я пользуюсь после бритья одеколоном «Эллада», кто-то другой лосьон «Огуречный» предпочитает или…

– Дорогой ты мой! – Захлебываясь от восторга, шептал мне Фирсов. – Сам того не подозревая, ты подсказал мне запах – это огурец. Но опять же, меня ударили ближе к полуночи.

– Ну и что? Есть же люди, которые бреются на ночь, чтобы утром сэкономить эти десять – пятнадцать минут и понежиться в постели, или сон доглядеть, – подсказал я.

– Все. Мне кажется, что я стал понимать, как здесь все сложно. Выходит, что меня ударил тот, кто бреется по вечерам и пользуется лосьоном «Огуречный», а утром этого запаха уже не будет. Виктор! Помоги! Найди повод, чтобы попасть к службе безопасности перед самым сном. Вдруг повезет.

Глянув на страдальческое лицо Фирсова, я заявил:

– Что, вы сговорились, что ли все? Делаете из меня дознавателя, сыщика какого-то. Но ведь я не «Пуаро» и полномочий никто мне в сыске не давал.

– Кто это, все?

– Ладно, замнем, – переводя разговор в другое русло, изрек я банальную фразу. – Я готов тебе помочь, но, прошу, не задавай лишних вопросов. Я сегодня же найду повод зайти к нашей службе.