– Так ты считаешь, что наши там уже есть или будут?

– Я не думал, что ты такой бестолковый, – взбеленился Демин. – Неужели ты никак не поймешь, что ты, да-да, ты направлен туда. И все мы, вся Команда. И эта техника, и весь корабль, в конце концов. И лодки, там, в глубине, тоже идут туда.

Он схватил меня за грудки, тряся и глядя мне в глаза страшным змеиным взглядом. Клочья пены срывались с его губ, когда он выкрикивал последние фразы:

– Права Ванга! Сто раз права! А мы – смертники! Мы – заложники! Ты понимаешь это? Понимаешь?

Я пытался оттолкнуть его от себя, но не смог. Когда-то я слышал, что у сумасшедших сила неимоверная, а теперь сам прочувствовал ее, уже относя Демина к этой категории людей.

Анатолий продолжал наседать на меня, хватал за горло. Мой берет валялся на полу, мы по нему топтались. Было слышно, как, ломаясь, хрустнула кокарда. Я чувствовал себя, как в дурном сне. Ударить Демина, как человека, мной уважаемого, не смог, рука не поднялась. Вот этим я и отличаюсь от Ивана Ивановича. А ведь стоило! Возможно, жесткость вернула бы ему сознание. Анатолия от меня оторвал Руслан, ему для этого пришлось дважды ударить Демина по ребрам. Этого оказалось достаточно. Демин, обняв грудь руками, побелел лицом, и взгляд его перестал быть стеклянным, будто от тумаков моего командира, у него из глаз выпали стеклянные линзы. Подошедший Иван Иванович, к моему изумлению, хладнокровно поставил диагноз:

– Обострение, простое обострение.

– Чего, чего? – переспросил его Руслан.

– Обострение шизофрении.

– Так, у него же никогда не было такого, – возразил я.

– Все просто. Раньше он не оказывался в ситуациях, требующих большого психического напряжения.

Руслан продолжил мысль Ивана Ивановича:

– Первый случай обострения был у него несколько дней назад. И ты, Виктор, сам уговорил Анатолия, немного успокоил, вроде и отошло. Ан, нет! Он много переживал, и этот факт снес ему крышу.

Я пересказал ребятам все то, что услышал от Демина. Анатолий сам внимательно слушал мой рассказ и, кажется, сомневался в правдивости моих слов. Он порывался перебить меня, но боль в груди заставляла его молчать.

– Ну, и как нам с тобой поступить? – спросил Демина Руслан.

– Что это значит – «как поступить»? – сквозь кашель чуть выговорил Анатолий.

– Да так! Прихватит еще раз, натворишь бед. Лечить тебя надо, псих ненормальный. Нашего Виктора чуть не придушил. Тебе нужно было на меня или на Ивана Ивановича нарваться, больше бы не стал выкидывать такие кренделя.

– Руслан, давай еще раз поверим, что у него все будет нормально. Любой его подобный случай сделаем последним, – робко попросил я.

– Эх, доброта ты, доброта. Видать, не переделать тебя никогда. Умирать будешь, а на зло злом не ответишь. Может, в этом, твое счастье. Но я думаю, что беда. Нельзя военному быть таким. Ну, да ладно. Иди Анатолий, отлежись. Не думай ни о чем плохом. Находясь в таком состоянии, ты успел уже пообщаться с кем-нибудь?

– Со своими колобками я почти не общаюсь. Они оба, осведомители службы внутренней безопасности. Сам лично пронаблюдал, как Юрка, тот, что черненький, нырял несколько раз к ним в кабинет. После таких визитов, они, обычно, начинают шептаться и замолкают при мне. Правда, я сегодня одного потряс. Да, за дело, он в моих вещах ковырялся. Газету, наверное, искал, а я в подушку ее спрятал, не нашли, – очень долго говорил Демин. Его разговор часто прерывался кашлем и оханьем.

– Как же они узнали про твою газету? – не выдержал Иван Иванович.

– Сам я им вчера эту заметку про Вангу прочитал. Вот дурак!

– Уважаю людей самокритичных, но только не тебя, Демин. За любого из моего экипажа, я любому башку сверну, как курчонку. Попытаешься сделать плохо – сверну. Ты меня понял?