Мы с Иваном Ивановичем схожи характерами лишь в нормальных условиях. То же внешнее спокойствие, доброта в голубых глазах, безотказность в помощи. Но стоит измениться условиям, я теряюсь, могу стерпеть даже оскорбления. Мне становится стыдно за непорядочное поведение других людей и, до последнего мгновения я не предпринимаю никаких мер, из боязни обидеть человека или людей, в общении с которыми нахожусь в это время. Наглые же люди, не получившие должный отпор, моментально садятся тебе на шею и, стараются использовать тебя по своему усмотрению. В моем характере, терпеть до тех пор, пока это терпение не треснет.

Как бы я поступил на месте Ивана Ивановича в случае с Кулаковым? Стыдно признаться, но я, перебрав в уме несколько вариантов разрешения конфликта, признался сам себе, что ничего интересного бы не произошло. Побурчал бы, ища поддержки, присутствующих рядом офицеров и, не найдя ее, стерпел бы, кляня в душе наглого командирского механика.

Вот такое-то мое поведение и привело в бешенство нашего командира Руслана Шакирова. Ну, что же, он прав. Проанализировав свое поведение, я признал, что характер-то у меня действительно дрянненький. Тут то и защемило сердце, работать нужно над собой, Ох, как много придется работать. Прав Руслан, обиды на него нет. За себя обидно.

* * *

За последние два дня я почти не встречался с Анатолием, моим рыжим коллегой по воде. Видел его только издалека, но он меня не замечал. Но даже со стороны, я разглядел в его лице озабоченность, а в движениях – нервозность. Опять что-то неладно с ним. Думаю, пора прекратить вождение с ним, как с ребенком. У самого проблем по уши. Я не пытался встретиться с ним, но случай свел нас.

Увидев меня, он, кажется, обрадовался, но глаза его были неспокойны, нервно бегали и неестественно блестели. Такой блеск я видел в глазах монашки в первый день Пасхи, когда она, с величайшим восторгом говорила людям о воскрешении Христа. В ее словах было много страсти и глаза сверкали таким неестественным блеском, что находиться возле нее мне стало жутко, и я поспешил уйти.

Анатолий подошел ко мне, ухватив за рукав, и прошипел:

– Подожди, пройдут, – он смотрел на меня именно тем змеиным взглядом стеклянных глаз, от которого у меня перехватило дух. Пропустив ребят из Команды, спешащих на тренировку, Демин оглянулся по сторонам и сказал:

– Давно не виделись. Ну, здравствуй.

– Привет.

– Вчера заглянул в свое барахлишко, нашел газету. Я ее в Бресте еще купил, да прочитать не пришлось, все некогда было. Весь вечер читал, тоска до слез пробила, каждую строчку по нескольку раз перечитывал.

– Верю. Не зря ведь говорят, что «на чужой сторонушке рад родной воронушке».

– Не это главное. Ты ведь слышал о Ванге? Ну, этой, болгарской ясновидящей. Так вот, знаешь, что я в этой газете вычитал?

– Ты вычитал, ты и говори, – попытался съязвить я.

– Статья там, об этой старухе, интересная попалась. Ты, ведь, слышал, что она в своих предсказаниях, никогда не ошибалась, ну, или почти никогда?

– Не могу понять, к чему ты клонишь, Демин?

– Слушай внимательнее. В этой статье говорится об ошибках Ванги. Так вот…, – он на время приумолк, пропуская очередную группу ребят.

За прошедшее время, пока мы в море, офицеры до такой степени усвоили распорядок, что весь механизм Команды работал, как часики, и на разгильдяйство не оставалось ни одной минуты. Ровно через такой же промежуток времени, пройдет новая группа людей в сторону зала и, через минуту вернется предыдущая.

– Так вот, – продолжил Анатолий, загадочно шипя. – Я уверен, что Ванга не ошибается. Она предсказала, что русские будут там, куда мы спешим.