– Ну, это до поры, до времени, – возразил Астахов.

– А я думаю, что он намял тебе бока, а ты и вбил себе в голову, что он злой очень. Заноза эта так и сидит в твоей голове до сих пор. Не верно это.

– Нет, – Астахов стал категоричен. – У меня ошибок не бывает. Вот встретил вас: тебя и вас обоих, – говорил он, тыча пальцем в меня и в обоих братьев, – и вижу, что аура у вас чистая. Ну, может глупые немного, но хорошие.

– Но, но! – возмутился Николаев Володя.

– Не обижайтесь, это я, любя, – сентиментально продолжил Астахов. – А вот в его сторону смотреть не могу, давит сразу. Сердце быстрее биться начинает. Сам не понимаю, что происходит. Объяснить не могу, но имейте в виду, что человек этот опасен.

– Да брось ты, – коротко высказал свое мнение Владимир. – Ну, если хочешь, давай морду ему набьем.

– Не шути, многим ты набил просто так?

– Пока, нет. Только тому, кто сам хотел. Но если надо будет – набью.

– Повода нет для этого. И хорошо, чтобы не было, – таким образом, я поставил точку на этом неприятном разговоре.

Виталий Николаев молча кивнул головой в знак согласия со мной.

Разговор сам по себе прекратился и я, чувствуя себя уже лишним здесь, извинился и, сославшись на кое-какие дела, ушел, унося с собой неприятный осадок на душе и обиду.

Немного ухудшившееся настроение было немедленно замечено моими коллегами. Иван Иванович наивно спросил:

– Что? Побили?

– Нет. С чего это ты взял?

– Да так, хмурый ты какой-то.

– Нет. Так, кое-что свое.

Руслан, заложив руки за голову, лежал и, полуприкрытыми глазами внимательно наблюдал за мной. Вскоре он встал, походил по каюте и заговорил, обращаясь ко мне:

– Я видел, как тебя потащил Астахов.

– Так ты его знаешь?

– Как не знать. Он по молодости был моим главным соперником. Ну, а сейчас я и не знаю, справлюсь ли с ним. Даже побаиваюсь его. Как там он?

– Не могу понять, хорошо знают друг друга, а делают вид, что совершенно незнакомы. Что вам мешает встретиться да поболтать?

– Сам не знаю. Я еще тогда, на соревнованиях, почувствовал, что этот молодой бычок будет всегда стоять на моем пути. Тогда я бой выиграл, но кто бы знал, во что он мне обошелся. Я выложился весь только для того, чтобы быть первым. Не люблю уступать. Всегда хочу быть первым. Потому я его и ненавижу, что боюсь. Стоит только немного расслабиться и заговорить с ним, начнется панибратство и неизбежно придется встретиться с ним в поединке на матах. А я боюсь, что уступлю.

Разговор этот испортил мне настроение окончательно, и я, чтобы не усугублять дело, решил больше его не продолжать. Отвернувшись к стенке, я притворился спящим. Мои друзья какое-то время молчали, но, слыша мое ровное и глубокое дыхание, разговорились. Первым заговорил Иван Иванович:

– У вас какие-то неприязни в душе по отношению друг к другу?

– Нет, нет! К Виктору я никакой неприязни не имею. Нет! Я его даже уважаю, очень уважаю и, если потребуется, сделаю для него все. Он, видишь, под водой себя чувствует лучше, чем я на ковре. Таких людей, как он, я сразу начинаю подсознательно исключать из толпы и уважать. И еще. Узнав его характер, я понял, что он по своей натуре, просто не в состоянии принести зло человеку. И за это уважаю. Ты, Иван Иванович, может быть, не понял, о ком мы говорили?

– Возможно, не понял.

– Мы говорили о его друге, Астахове. В принципе, мои взаимоотношения с любым из Команды – это мое личное дело. Но тут получилось так, что у Виктора есть еще одни друзья, это экипаж Астахова. И здесь не подходит то, что было сказано многими веками раньше: «Друг моего друга – мой друг». Видишь ведь какая незадача-то. Правильнее будет: «Друг моего друга, к сожалению, не мой друг».