Василий встречал Лену на работе. В спецовке, повязанная тусклой косынкой, она не бросалась в глаза внешне. Она не «стреляла» глазами, не хохотала заливисто, напоказ, как делали многие молодые бабёнки на стройке. Василий даже цвет её глаз не замечал. Но как-то в воскресенье, когда в безделье шлялся от одной пивной «точки» до другой, он встретил Лену. В лёгком платьице, с короной золотистых волос, в аккуратных туфельках она шла ему навстречу, ведя за руку маленькую девочку, такую же золотоволосую. Василий остановился против них на тротуаре, и Лена остановилась тоже. Видно, у него был такой дурацкий вид, что Лена улыбнулась, глядя на него голубыми глазами. Не зная, с чего начать разговор, Василий присел перед девочкой с такими же голубыми, как у Лены, глазами и спросил, как её зовут.

– Саша. – Девочка безбоязненно смотрела на него, и вдруг протянув руку, дотронулась до шрама на щеке:

– У дяди вава?

Василию словно обожгло сердце. Поднял он тогда Сашу на руки, прижал к груди, как родную. И стала она на самом деле родной. И Лена тоже…


Людка стояла одна против пивной. Василий замер от неожиданности, и Людка подошла к нему сама.

– Не узнаешь, что ли, дружок? – Улыбка у Людки была прежней, презрительной и взгляд свысока. – А я, вишь, признала.

– Ну, узнал, узнал…

– Узнал, так поздоровайся, – со смешком в голосе тянула Людка.

– Ну, здравствуй.

Людка критически оглядела Василия, скривила подушечки губ в улыбку:

– Сиветь ты начал, а не лысеешь. Корень, видать, крепкий.

– Крепкий корень… пока, – Василий поддался игре, какую затеяла женщина, когда-то ему близкая. – Ты тоже как молодая, по моде…

На Людке была чуть прикрывавшая колени юбка, ажурные в разводах колготки, розовая кофточка с буфами на плечах.

– Молодая, холостая… Чего мне!

Двумя руками Людка поправила причёску, отчего грудь её горделиво поднялась. Грудь всё та же, а фигура заметно погрузнела. И руки – никуда не денешься! – говорили о возрасте. А лицо, полное, лоснящееся от крема, размалёванное макияжем, могло бы сойти за молодое, если бы не складочки у глаз и намечавшийся второй подбородок.

– Ну, а ты как, Вася? Опять по пивным ходишь. Женился ведь, вроде…

– Женился, а на сегодня холостой. – Встреча неожиданно взволновала Василия. – Могу и проводить, если недалеко.

– Ко мне далековато, так ведь трамваи ходят…

* * *

Однокомнатная квартира Людки аккуратно прибрана. Ковёр на стене, палас на полу, шкаф со стекляшками, этажерка с проигрывателем. Кровать отделена шторой, рядом с креслом, в котором утонул Василий, низкий журнальный столик.

– Сейчас я тебя чаем напою.

Людка вышла на кухню и вскоре появилась оттуда уже переодетая в цветастый махровый халат, с бутылкой. Василий попытался разобраться с иностранными надписями на этикетке, но Людка со смешком объяснила сама:

– Коньяк три свёколки. Нашенский.


Она протиснулась между столиком и этажеркой, обдав Василия запахом крепких духов и пота, включила проигрыватель.

– Ретро. Помнишь танцплощадку?

Поставив низкий пуфик, села против Василия. Круглые коленки Людки выставились из распахнувшегося халата как орудийные стволы.

– Ну, Василь, давай за встречу. Наливай, ты же мужчина! Или уже нет?

Василий смолчал, звякнув о край Людкиной рюмки, выпил. Людка тоже лихо опрокинула.

– Ох, как в голову вдарило! Пойдём, потанцуем, что ли…

Она сразу же положила руки на плечи Василия и прижалась к нему грудью.

Потоптались под музыку на пятачке между кроватью, столиком и креслом.

– Давай ещё по одной? – отпустив Василия, налила по полной.

Василий плюхнулся в кресло, слушал поток Людкиных воспоминаний о двух её мужьях, о её работе на молокозаводе. Наконец сумел вставить фразу: