– Пойдем-ка покурим, друг мой, заодно и поговорим. Вышли из комнаты, на лестничной площадке закурили.

– Ты что на Нине жениться собрался?

– Еще не решил, но тянет меня к ней, как магнитом тянет.

– Тянет, так женись.

– Легко сказать: женись. А жить где? А семью на что содержать? Да и старше она меня на три года плюс дочь у нее растет.

– Так ты весь в сомнениях, товарищ старший лейтенант? Ну, сомневайся-сомневайся, тяни резину. Для женщин неопределенность – самая страшная штука. А если она сама начнет действовать?

– Что значит «сама начнет?»

– У женщин есть проверенный способ, забеременеет и поставит тебя перед выбором. Не согласишься с ней, она в партком, вот тогда вы, товарищ Шинкаренко, кандидат в члены ВКП(б), должны решить, быть вам с Ниной и партбилетом или без того и без другого.

Виталий мочал, жадно затягивался папиросой, докурил, прикурил другую.

– Раз тебя грызут сомнения – рви. Если сейчас мечешься, дальше, при первых семейных трудностях полное разочарование наступить может. Думай, дружочек, думай.

Докурили, легли в постели, но Шинкаренко так и не спал всю ночь. Дня три Виталий ходил мрачный и черный, как осенняя туча.

Экзамены сдали успешно, Виталий зашел сказать Нине, что увидятся нескоро, он уезжает домой за харчами.

Зимние каникулы короткие, а путь зимний не прост, снегу в тот год навалило много, сугробы на замерзшей Волге и на дороге. Путь домой на перекладных занял два дня, это не летом, когда сел на пароход рано утром, а к вечеру дома.

В кругу семьи студент оттаял, расслабился, любовные заботы ушли на второй план. Несколько дней Виталий валял дурака, но тут подвернулась попутная машина до Сталинграда. Родители снабдили сальцом, мясцом, мороженой рыбкой, прыгнул Виталий Карпович в кузов, завернулся в тулуп и с ветерком покатил в город. Олег, как всегда, был на месте, встретил, попировали, а на следующий день Шинкаренко опять загрустил.

– Что, Виталенька, не весел? Что головушку повесил?

– А ты будто не знаешь. Вот сомневаюсь, идти к Нинке или нет.

– Я тебе уже говорил, раз сомневаешься, значит, нет.

– Тебе легко сказать, а меня мука душевная гложет.

– Это оттого, друг мой, что ты только на Ниночку свою смотришь и многого вокруг не замечаешь. Ты хоть раз обратил внимание, как наша однокурсница Лида Поспелова на тебя смотрит. Вот возьми и приглядись к ней.

– А что приглядываться, я ее полтора года каждый день вижу. Ты что эту серую мышку мне в невесты прочишь? Да она и мизинца Нинкиного не стоит.

– Ах ты, оценщик мой скоропалительный! Я тебе уже много раз говорил, чтобы ты внимательнее был, голову включал. Если бы ты меня слушал, давно заметил, что Лида влюблена в тебя. Она на новогоднем вечере чуть не испепелила взглядами ненависти твою Нину. Посмотри на девочку попристальнее и увидишь, что у нее на голове корона, как у принцессы.

– Хватит болтать, Олег. Ты что хочешь сказать, что у нее отец король? Так наши родители в семнадцатом году всех царей и королей под корень вырубили.

– Отец у нее, конечно, не король, но тебе, как без пяти минут коммунисту, надо знать, что ее родитель, Василий Трофимович, второй секретарь обкома ВКП(б). Соображаешь?

– Ну и что?

– Да то! Давай-ка мы закончим этот разговор, рассудительный ты мой. Мне надоело учить тебя уму-разуму. Думай сам и сам решай. Ко мне со своими любовными вопросами больше не лезь.

Шинкаренко замкнулся и надолго, друзья это заметили, потому не задавали Виталию лишних вопросов, а несчастный парень, каковым он сам себя считал, часто уходил гулять один или лежал молча на койке. Его настроение было под стать мартовской погоде, промозглой и печально-туманной, однако учиться старался, а после занятий опять впадал в прострацию.