Между тем современные авторы, которые пишут о Дале, пытаются разоблачить эту ошибку читательского восприятия и построить новую оценку его беллетристических произведений от противного. Еще в 1950 г. было высказано совершенно справедливое мнение, что повесть Даля «Бикей и Мауляна» представляет собой «маленькую энциклопедию» жизни казахского народа XIX в.[3] И это мнение можно распространить не только на все «восточные» произведения писателя, но и на все почти его сочинения на русском материале. Данную точку зрения разделяют и позднейшие авторы, – и это, повторим, вполне законная позиция. Но эти позднейшие авторы считают, что их «конкретные анализы» могут доказать «художественную целесообразность <этнографических> отступлений»[4], как будто художественную целесообразность того или иного художественного приема можно доказать и как будто бы после этого доказательства непосредственное читательское восприятие сочинений Даля сразу изменится. Иначе сказать, современный исследователь предлагает видеть в этнографических отступлениях «Бикея и Мауляны» определенное эстетическое задание, невнимание к которому мешает понять художественное своеобразие и достоинство Даля как писателя.

Итак, ситуация с художественными произведениями Даля выглядит следующим образом. Либо Даль на протяжении всей своей жизни создавал маленькие энциклопедии и словари, которые он оформлял как своеобразные художественные построения, хотя для любых энциклопедий и словарей художественное задание не является необходимостью и по большому счету избыточно. Либо Даль всю жизнь писал беллетристические тексты, которые выполняют функции словарей и справочников, энциклопедий, хотя такая познавательная функция для беллетристических текстов избыточна и по-своему разрушительна.

Художественность разрушает познавательный энциклопедизм, а познавательный энциклопедизм разрушает художественность.

Трудно сказать, почему эти два начала так переплелись у Даля и является ли такое переплетение их сознательным художественным приемом с определенным эстетическим заданием, либо это переплетение было неким стихийным, органичным для самого Даля свойством, которое не имеет никакого эстетического задания.

Вместе с тем очевидно, что красоту народных речений невозможно представить, читая словарную статью. В словаре тот или иной чрезвычайно выразительный оборот находится в статье под тем или иным словом и не включен в поток живой речи, где он и обретает подлинную красоту и силу. В своих сказках 1832 г. Даль впервые пытается сымитировать этот речевой поток, чтобы красота народного слова стала очевидна его читателю. Ясно, что цель автора в этом тексте заключена не в раскрытии сложных социальных и психологических проблем, а именно в репрезентации живого потока устной речи. Вот пример (два первых абзаца) из сказки «О воре и бурой корове», который мы при цитировании сразу разбиваем на раешный стих, чтобы показать ту стихию, откуда он и произошел: