‒ Прости меня, сестренка, я много ошибался.

‒ Всевышний любит тебя, ‒ она мне улыбнулась.

И я проснулся. Эти люди не были моими братьями и не заменят мне семью. В войне нет ничего героического, только смерть.

‒ Аслан сказал привести их, он хочет записать послание. Аслан ‒ наш полевой командир.

‒ Хорошо, ‒ киваю я и иду вместе со своим напарником.

У него шрам во все лицо, и он вечно молчит ‒ просто ему отрезали язык.

Мы идем причудливыми тропами каменного лабиринта, прислушиваясь к каждому шороху и рассчитывая шаги. Мины и растяжки никто не отменял.

Уродливые черные стены, куски блоков и глыб с дырами и переходами, скелеты сожженных машин, воронки от снарядов.

Пепел, порох и дым заменили кислород. Не знаю, есть ли рай, но ад рядом, он уже здесь ‒ за каждым углом, за каждой стеной, за каждым поворотом. Мы с Гамзало ныряем в уродливую арку, похожую на сломанный огромный циркуль. Лабиринт Минотавра, но вместо Минотавра ‒ смерть. Снимаем цепи и поднимаем клетку ‒ она круглая, похожа на крышку железной банки ‒ и опускаем лестницу вниз. Это яма, глубокая яма, как могила. Место для заложников. Но мы сами заложники проклятого города. Города, похожего на кладбище. Нет, на чистилище, и мы все его пленники.

‒ Поднимайтесь, ‒ командую я.

Первым выходит высокий, худой, рыжий мужчина лет сорока. За ним ‒ женщина, блондинка с голубыми глазами, и девочка, напоминающая блондинку, лет одиннадцати. Они напуганы и истощены ‒ белые, как мел.

‒ Что случилось? Они заплатят ‒ мои друзья уже собирают выкуп, ‒ повторяет рыжий мужчина. Блондинка прижимает девочку к себе.

‒ Просто идите за мной, ‒ говорю я.

И мы идем впятером: я впереди, Гамзало замыкает нашу странную группу. Я веду их той же скорбной тропой каменных серых коридоров. Тяжелое свинцовое серое небо вот-вот упадет на нас.

Наши пленники, эта семья, то ли журналисты, то ли работники миротворческого союза, а может, просто волонтеры. Им не повезло: когда они ехали на автобусе Красного креста, то попали в засаду.

Зачем они приехали? Они что ‒ новости не смотрят?

Мы заходим в просторную комнату на втором этаже.

Здесь все уже было готово для съемки, кроме камеры.

Странно ‒ где же камера?

‒ Сходи за камерой, брат, ‒ говорит Аслан и смотрит на меня.

Когда я вернулся, все было уже кончено.

Рыжего мужчину и блондинку поставили к стене и расстреляли.

Мужчине попали в голову, и он сразу погиб.

Женщина закрыла лицо руками, как будто это могло спасти от пули.

Девочка закричала, душераздирающий вопль пронесся по лабиринту и вернулся эхом.

‒ Заткни девчонку, – рявкнул Аслан. ‒ Они нам не нужны. Свидетели тоже, ‒ и посмотрел на девочку.

Нужно действовать быстро.

‒ Я сам успокою девчонку, ‒ говорю я.

Навожу на нее, резко дергаю затвор.

Резко поворачиваюсь ‒ я взял их врасплох.

Беглая очередь из «калашникова».

Четыре трупа, как один.

Жизнь боевика научила меня выживать.

Времени мало, я хватаю девочку.

Переступаю через тело у выхода.

Еще недавно его звали Гамзало. И бегу вниз, как только могу.

Она вырывается и визжит, но это наш единственный шанс.

Чувствую укол боли: она меня укусила.

Как ни странно, мне повезло. Гул сирены заглушил все вокруг, началась паника. Налет федеральных сил. Бомбежка. В толпе легче всего спрятаться. Все в панике бегут в подвал, толкают и давят друг друга. Девочка устала биться ‒ тем лучше, я бегу изо всех сил.

Черные крылья несут смерть. Ангел смерти ‒ Азраил ‒ пришел за нами.

Холодный бетонный пол, ледяные стены подвала нашего неказистого бомбоубежища. Но подвал лучше, чем ничего. Есть надежда. Тесно и жарко, почти нечем дышать.

Неприятный запах разрезает воздух ‒ нет, это не пот ‒ это запах страха и смерти, его ничем не сотрешь и ни с чем не перепутаешь.