Именно поэтому брат Санрес так упорно хотел получить возможность допросить детей из приюта, и особенно девицу Снипкин. В странной связи между Серым Лисом и господином Лефридом амбициозный монах видел инструмент, с помощью которого можно будет расчистить себе кресло главы городской инквизиции. В конце концов, не просто же так его начальник поселил в своем доме и беспризорницу Снипкин, и шлюху-певичку, которая, по слухам, долгие годы была любовницей Лиса. Монах был уверен, что новости о помолвке, которые будоражили братию, были не более, чем прикрытием.

Позже, тем же вечером, после изнуряющего совещания по организации проверки, Бьерн, наконец-то, вернулся в свой кабинет, где его ждало письмо от матери. И письмо это отнюдь не способствовало хорошему настроению. С момента публикации объявления о помолвке прошло больше недели, и госпожа Лефрид своим долгим молчанием красноречиво выразила свое отношение к происходящему. В письме она, все же приглашала сына посетить ее, правда одного, в ближайшее воскресенье. А заодно мимоходом упомянула, что в город приехал старший брат инквизитора, Николас. Вся семья в сборе и вызывает его на ковер. И хотя он ждал чего-то подобного, осознавать, что отношения с родными теперь превратятся в тяжелый бой, было грустно.

Вечером субботы Бьерн, Эсперанса и Умка впервые за долгую и для каждого по-своему тревожную неделю должны были собраться за одним столом. Как и настаивала новая хозяйка дома, ужин теперь подавался в семейной гостиной, гораздо более уютной, чем столовая. Живые цветы и вышитые скатерти, найденные Эсперансой на чердаке, приятно освежили комнату, а зажженный камин и продуманно расставленные лампы усиливали ощущение домашнего тепла. Но с легким сожалением женщина отмечала, что остальные не слишком обращали внимание на окружающую обстановку.

Эсперанса чуть задерживалась, облачаясь в вечернее платье и одновременно воспитывая новоназначенную камеристку. Выбор, предсказуемо, пал на более бойкую Джейн, которая, гордясь новой ролью, во всю принялась доказывать свою полезность.

Умка, над прической которой горничная уже успела поколдовать, ворвалась в гостиную, когда там был только Бьерн.

– Мисс Снипкин, – при ее появлении он встал и довольно чопорно поклонился.

Инквизитор чувствовал себя неловко в ее присутствии. Не то, чтобы Бьерн раскаивался в своей готовности принять девушку в семейный круг. Напротив, со свойственной ему основательностью, он вполне рад был взять на себя всю связанную с ней ответственность и обеспечить ей необходимую защиту, воспитание и поддержку. Но вот как вести себя с ней, он не очень-то понимал. К тому же, эта барышня сильно отличалась по всем параметрам от девушек, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело. И, словно в продолжение его мыслей, она заявила:

– Ах, господи, да зовите меня уже Умкой, как и все, – привычно насупившись, ответила она.

Умка все еще не могла привыкнуть к произошедшим в ее жизни резким переменам. Они оказались гораздо обширнее, чем она ожидала. Эсперанса внезапно начала требовать соблюдения этикета. Появилась новая одежда, совсем не похожая на привычную, зато с длинными взрослыми юбками. И, хотя в таких платьях девушка гораздо увереннее чувствовала себя на месте управляющей приютом, они лишали её привычной свободы движений. Беготня по улицам тоже осталась в прошлом. Инквизитор настаивал на том, чтобы отвозить ее в приют и забирать оттуда в экипаже. Это было проявлением заботы. Это было удобно. Но раздражало.

– Как скажете, – мужчина поспешил согласиться, – и позвольте помочь вам присесть.